Она же по уши увязла в своих собственных переживаниях.

Будоражащих сознание. Выворачивающих душу наизнанку.

Наконец, улучив момент, когда он остановился на светофоре и немного расслабился, Ира осмелилась к нему обратиться:

— Слав?

— М-м-м?

— А ты… ты это серьезно?

Молодой человек впился в нее задумчивым непроницаемым взглядом.

— Про похищение?

— Нет! Про нас, — запнулась она, чувствуя, как предательски вспыхнули щеки, — то есть про… типо отношения… ну, помнишь, утром говорил?

Слава ответил не сразу. Сперва продолжил движение, вклиниваясь в основной поток. И лишь когда Синицына готова была от стыда и унижения выпрыгнуть из машины прямо на ходу, уточнил:

— Что именно заставляет тебя сомневаться в серьезности моего решения?

— Не знаю…

— Знаешь!

— Если честно, — выдохнула Ира сокрушенно, — мне кажется…

— Да?

— …что ты со мной просто играешь! — выпалила как на духу и теперь напряженно застыла, обхватив себя руками в надежде унять мелкую дрожь, сотрясающую все тело. Дыхание сбилось. Пульс ускорился.

— Играю? — горький смешок. Столь горький, что у нее мураши дружным строем пробежались вдоль позвоночника. — Да нет, пучеглазая! Я с тобой не играю! Закончились наши игры в тот самый миг, когда ты на моем члене оказалась. Теперь все по-взрослому. Со всеми вытекающими!

— Сколько раз тебе повторять: я не пучеглазая! — обиженно насупилась.

— Посмотри на меня! — удерживая руль одной рукой, Красницкий стиснул ее подбородок другой и развернул лицом к себе, не позволяя отвести взгляд. — Как думаешь, какой смысл я вкладываю в это слово?

— В какое? Пучеглазая?