И женщина казалась разгневанной до крайности.

Растерявшись на миг под ее надменным испепеляющим взглядом, Синицына оцепенела. Ни вздохнуть не могла толком, ни выдохнуть. Тем не менее, прилагая неимоверные усилия, она кивнула и максимально вежливо поприветствовала хозяйку дома:

— Добрый вечер! Я…

— Что тебе здесь нужно? — поинтересовалась та крайне сухо.

Нет. Конкретно от этого человека теплого приема Ирина не ждала.

Но и такого демонстративного презрения тоже.

Стало до жути неуютно в ее обществе. Не по себе.

— Мне необходимо поговорить с вашим сыном.

— Исключено!

— Почему?

— Он сейчас занят!

— Простите, но чем?

— Пакует чемоданы для отлета в Испанию!

От нехороших предчувствий сердце сжалось в груди до предела.

— Что? Нет! Он не может!

— У тебя забыл спросить!

— Я должна его увидеть! — девушка с мольбой посмотрела на мать Красницкого. — Пожалуйста!

— Ты что, не понимаешь? Слава не желает с тобой разговаривать! — прозвучало, как приговор. — Иначе был бы сейчас здесь. Сам! Но он почему-то отправил к тебе меня и велел передать вот это… лично в руки!

Пока Ирина стояла, точно пришибленная, переваривая услышанное, Васелина Анатольевна извлекла из кармана своего белоснежного пальто такой же белоснежный конверт и настойчиво впихнула его в руки Синицыной.

— Что это? — нахмурилась она, машинально раскрывая бумагу онемевшими пальцами. А когда внутрь заглянула, воздух и вовсе закончился в легких. Пришлось до крови прикусить щеку изнутри, дабы не заорать во всю глотку от обиды и унижения. Там лежали деньги. Много. Целая пачка. И все в евро.