Воздух оказался ласковым и приветливым. Никогда не задумывался о том, что самое главное, что дает нам возможность жить, — неизменно, невидимо, едва ощущается так, как этот воздух.
Я шел, и под ботинками хрустела осенняя листва. Пение птиц становилось приглушенным, а затем едва различимым, когда ноги вывели меня к месту, которое рвался посетить в первую очередь после свободы.
Тот самый воздух превращался в легкий ветерок, затем в пронизывающий обычный ветер, зовущий за собой куда-то, подметая те самые опавшие листья, что еще недавно покоились на дороге.
Стоя на небольшом холме, глядя впереди себя на надгробия, я запахнул полы черного пальто, кутаясь в него теснее, пряча шею в плечи. Как будто мне стало от этого легче, теплее? Нет. Также ощущался холод, пронизывающий до костей, но знал, что подобное чувство будет преследовать сегодня. А завтра…
Я тяжело выдохнул. Завтра что-нибудь да будет. Хотелось бы надеяться, что именно будет, а не было.
Восемнадцать лет.
В мире многое изменилось, когда на мне были те же вещи: пальто, ботинки и костюм.
Я посмотрел на серое бескрайнее небо, и мне захотелось курить. Жаль, в кармане не оказалось пачки сигарет. А, может, это было к лучшему. Пора бросать еще одну пагубную привычку.
Над двумя я одержал верх, и даже мне удавалось сохранять дистанцию от зависимости, которая имела имя и одновременно имела меня. У этого имени было мое продолжение, и если бы я не разрушил, у этого продолжения могли бы быть мы. Но ради своего настоящего она больше не вспомнит обо мне.
Пусть считает меня мертвым.
Восемнадцать лет.
Мама, я знал, ты любила меня.
Может быть, Уолтер был твоей настоящей любовью. Как бы там ни было, я больше не злюсь. И пришел сюда, чтобы немного побыть с тобой, рассказать тебе о Вивьен. Все это время она напоминала мне тебя. Такая же красивая, ласковая, заботливая. Никто не беспокоился обо мне, кроме вас обеих. Иногда мне казалось, что я полюбил ее, потому что нуждался в тебе, мам. А она, как и ты, нуждалась в любви и обыкновенном счастье, которого мы не могли дать с отцом. Мне никогда не суждено было сделать ее счастливой.
Отец… Ты хотел, чтобы я всегда был взрослым, а не мелким надоедливым ублюдком, как часто звал меня. Что же, я все еще тот самый говнюк, мешающийся под ногами и не оправдавший твоих надежд. Но все еще твой сын. Флойд Хьюз, тот, который не заслуживает жизни, ведь, как считают многие, убийца собственного брата. Ради чего я это сделал? В моей памяти останутся глаза, наполненные страхом от безысходности, и звук выстрела, того самого, которым попытался призвать на помощь. Но было поздно.