— А ничего, мам, просто муж у тебя козел редкостный, как оказалось.

— Егор, ты забываешься, — отец рычит предостерегающе, сам на меня надвигается.

— Я? Я, блядь, забываюсь? Может это я твою любимую женщину запугивал? Может это я угрожал? Серьезно, пап? Воевать с женщиной? Тебе самому от себя не противно?

— С вертихвосткой, которая себе дурочка нашла? Ты совсем умом тронулся? Сколько ей? Двадцать три, мать твою! А тебе? У нее ребенок, куда ты вообще лезешь?

Я поздно понимаю, что творю, буквально в два шага преодолев разделяющее нас с отцом расстояние, хватаю его за лацканы пиджака и, толкнув назад, прижимаю к столу. В себя прихожу только от звенящего в ушах крика матери.

— Егор, да что случилось в конце концов, Женя! Хватит!

Отец сначала от неожиданности поддается, но в себя приходит быстро. Вырвавшись, отталкивает меня, в силе ему не откажешь. Я, не удержав равновесия, отлетаю к стене, благо, удается остаться на ногах.

— Ты на кого замахнулся, щенок, — он надвигается на меня, и я понимаю, что нихрена не позволю себя ударить и без ответа не оставлю, потому что сейчас мне плевать на то, что передо мной родной отец. Он меня предал. Предал мое доверие, растоптал мои чувства, наплевал на мои желания.

Я всю свою жизнь был прилежным до тошноты. Учился, не создавал проблем, его не позорил. Идеальный, мать его, сын. А он? Что сделал он?

— Женя! — в последний момент у отца на пути возникает мать.

Он останавливается, конечно.

— Лина, отойди.

— Да что же это такое! Вы можете мне объяснить, что происходит или нет!

— Ничего не происходит, мам, просто отца у меня больше нет, — перевожу взгляд на отца, — ты помнишь, как ровно год назад я дал тебе обещание, я просил тебя ее не трогать, просил по-хорошему. Помнишь, что я тебе тогда сказал?

Я смотрю на родителей, и понимаю, что нихрена не жалею о сказанном. И сейчас себя в руках держу только из-за матери, чтобы ей ненароком не навредить. Она же не отойдет, и ей точно достанется. Зацепим ее, как пить дать, зацепим.

— Ты хоть понимаешь, что говоришь? — отец буквально выплевывает слова. — Из-за вертихвостки совсем умом тронулся? Ладно один старый, жизнь прожил, пусть делает, что хочет, тебя-то куда несет?

Я понимаю о ком он. Дед, видимо, ему тоже покоя не дает, только им манипулировать отец не может, а мной может, во всяком случае так он думает.

Только мною манипулировать не получится, и запугать меня тоже не получится, я ему не Ксюша.

— Ты хоть понимаешь, что жизнь себе портишь, понимаешь, что пожалеешь?

— Как ты? — выплевываю зло.