Ни одного звука и жеста с его стороны. Я отпинываю как можно дальше пистолет, чернеющий в снегу. Выстрела почти не было слышно, потому что к дулу был прикручен глушитель.

Подхожу в Сазонову и склоняюсь над ним. Под головой растекается бордовая лужа крови. Вадим не движется, только сиплое дыхание ещё слышно, но и оно обрывается через несколько секунд.

Опускаюсь в снег рядом с его телом, выжидаю для верности, проверяю пульс – мёртв.

Зачерпнув целую пригоршню снега, вытираю им лицо. Снег тает на горячей коже, становясь талой водой.

Бегу в дом. С парадного. Пальцы не с первого раза вставляют ключ в дверной замок.

Хрипло дыша, бегаю из комнаты в комнаты, не разуваясь.

Первый этаж пуст!

Проверяю детскую и выдыхаю весь воздух, что только был в моих переполненных лёгких.

Дети спят на одной кровати. Наверное, как обычно, делили, кому достанется плюшевый Халк, потому что любимая игрушка лежит ровно посередине кровати. Ближе к окну спит мой Ванька, а Лу спит ближе к двери.

Варя здесь же, в детской, только находится в кресле.

Спит сидя, моя золотая.

Запинаюсь туфлёй о ковёр, сбиваю какую-то башню из кубиков.

Шорох со стороны кровати.

Чёрт… Шумлю, как слон!

Слышится испуганный хнык Луизы.

– Тише! – прикладываю палец к губам, опустившись на корточки рядом с кроватью. – Это я. Хочу переложить маму на кровать. Ей здесь, в кресле, спать неудобно. Разрешишь забрать маму?

– Папа? – пищит Лу едва слышно.

Кажется, впервые она меня «папой» зовёт. Может быть, правы те, кто говорят, что родители – это те, кто нас воспитывают… В этот миг я реально ощущаю себя отцом, перепугавшимся до смерти за свою семью: за всех них, за каждого! Не только за Варю и Ванечку, но и за эту солнечную малышку…

– Да-да, это я. Спи, солнышко!

Целую девочку в лоб и помогаю лечь, укрываю одеялком.