Все сеансы записывались на видео, и я могла просматривать их потом сколько угодно раз, переслушивать саму себя, снова вспоминать, снова понимать что-то новое…

Вскрылась, отболела и ушла ядовитая, невероятно глубоко запрятанная обида на маму — «Ваша программа самоуничтожения», как назвал её психотерапевт. Вместе с нею ушло чувство вины и неполноценности, а на их место пришла безусловная благодарность. Просто за то, что я есть.

Обнаружился скрытый страх и вина перед папой — чего я уж точно даже не подозревала в себе, ведь казалось, всё это осталось в детстве! Проработала и отпустила.

Мама с папой оказались базой, на которую нагромоздились все остальные проблемы, самая значимая из которых — Данила. Вернее, моё восприятие его. Оказалось, что он невольно стал для меня сразу и мамой, и папой, и тянул на себе всех моих тараканов, предназначавшихся родителям. Я вела себя с ним как инфантильная капризная принцесска, требующая безусловной любви и внимания, а он принимал и терпел… Но неуловимо сгибался под этой тяжестью. Ведь он не железный, нет. Он самый настоящий — в чём-то неидеальный, но заботливый и любящий. Обычный живой человек, которому просто необходимо получать отдачу за потраченные нервы и силы. Давала ли я ему это? Честно сказать, скорее нет.

Теперь я уже знала, кому чуть не раскроила поленом голову. Кто чуть не погиб в горящей избе, и кто такой доктор Данилов. Я сходила с ума, понимая, как глубока теперь бездна между нами, скучала по нему так отчаянно… Но не получала от Айболита ответов на свои вопросы: Что думал обо всём этом сам Данила? Как относился к моей беременности? Почему исчез и больше не появился в клинике?

— Думаю, будет лучше, если все эти вопросы вы зададите ему самому, — говорил Айболит. — Но для этого вам нужно окончательно стабилизироваться и взять за правило периодически работать с психологом в дальнейшем.

Поначалу, споры на тему того, можно ли мне уже связываться с родными или разумнее повременить возникали у нас с Айболитом почти каждый день, но вскоре я поняла, что это вовсе и не споры, а лишь бесконечное оттягивание резины, и несмотря на мои настоятельные просьбы, он просто не собирается давать мне возможность связаться с родными. Из чего я сделала вывод, что, похоже, нахожусь не просто в клинике, а в каком-то специализированном учреждении.

Неужели психушка? Тогда как я сюда попала — неужели Данила?.. Это заставляло смиряться. Человек, который едва не погиб от моей руки имел право и разозлиться, и обидеться, и даже изолировать меня от себя и от общества, чего уж там. И я брала себя в руки, перебарывала нетерпение и ещё усерднее работала со специалистами. Чтобы однажды вернуться, и поговорить об этом уже с самим Данилой.