Когда мы уходим от Деймона, Натали со мной не разговаривает.
Мы проводим ночь в гостиничном номере. Я заказываю еду в номер и готовлю ей ванну. Я смотрю, как Натали ест в удушающей тишине. Я прислушиваюсь к звукам ее купания из-за запертой двери ванной и хочу распахнуть ее и заставить ее поговорить со мной.
Я этого не делаю.
Это страдание – мое покаяние. Как бы долго ни длилось ее молчание, я буду ждать.
Она спит в большой двуспальной кровати. Я лежу без сна на диване, мое сердце саднит, и слушаю, как она дышит.
На следующее утро мы вылетаем в Нью-Йорк. Нат не спрашивает, куда мы едем. Я думаю, она в состоянии глубокого шока после встречи с Деймоном.
Я должен был пристрелить этого придурка, когда у меня был шанс.
Когда мы прибываем в Ла-Гуардиа, она спит. Я отстегиваю ремень безопасности и провожу рукой по ее волосам.
— Детка. Просыпайся. Мы приехали.
Закрыв глаза, она бормочет:
— Куда?
— Домой.
Веки Натали трепещут, затем поднимаются. Мгновение она смотрит на меня, потом смотрит в окно.
Очевидно, она может сказать по виду, что мы не приземлились в международном аэропорту Рено-Тахо.
Но она только делает глубокий вдох и встает, избегая моего взгляда.
Нат отказывается смотреть на меня по дороге в город. Она также не смотрит на моего водителя и не выказывает удивления, увидев «бентли», ожидающий нас на взлетной полосе. Она просто смотрит в окно, ее взгляд устремлен куда-то вдаль.
Мне приходится держать руки сжатыми в кулаки по бокам, чтобы не прижать Натали к груди и не зарыться лицом в ее волосы.