- Ты что? Подожди, ещё же надо полить сиропом, - спохватившись, Оливия хватает бутылку сиропа и выдавливает его прямо сверху на панкейк.

Жидкость стекает по моим пальцам, я ловлю ее губами, чтобы не попала на одежду, и смеюсь.

- Ой, черт, прости, - суетится девчонка, вместе со мной ловя капли пальцами и отправляя их себе в рот. Тоже смеётся.

Взглянув на меня, улыбается во все свои белые зубки и тянется к моим губам. А точнее к подбородку. Собирает сироп и хихикает.

- Ты сладкий, - облизывает свои липкие губки, и я не удерживаюсь, делаю то же самое, а потом как-то незаметно для нас это действие переходит в глубокий поцелуй.

Меня замыкает, нервные окончания трещат. Забываю и о панкейках, и о том, что мы на кухне, куда в любой момент могут зайти, просто беру то, что так люблю. От чего у меня внутренности сводит изо дня в день.

Мы настолько увлекаемся с Оливией, что чуть не упускаем момент, когда по холлу раздаются шаги. Отрываемся друг от друга одновременно. Я делаю разворот на сто восемьдесят градусов как раз в тот момент, когда на кухню входит Керри.

- Доброе утро, дети.

- Доброе, - бурчит Оливия, не оборачиваясь от плиты.

Конечно, губы-то красные.

- Доброе, - киваю я и сажусь за стол.

- Оливия, ты решила завтрак приготовить? – удивляется её мать.

Подходит к плите и скептическим взглядом обводит плод стараний моей девочки. Пусть только попробует что-то сказать!

- Да. Сегодня суббота, подумала, почему бы не попробовать.

- Это, конечно, хорошо, но ты передерживаешь их. Снимай уже его.

- Один только, мам.

Потому что мы целовались...

- Я его съем, - говорю со своего места, - люблю, когда пережаренные.

- Это вредно, - включает свою любимую пластинку Керри, - Ливви, садись, дальше я сама дожарю.

- Я сама, мам. Выпей кофе, отдохни. Мне хочется дожарить.