Ковалевский улыбается уголками губ, когда я в спешке натягиваю очки, а затем выдыхаю. Внутри меня до сих пор творится раздрай, несмотря на то, что все вроде как обошлось и моя тайна по-прежнему остаётся таковой. Однако настроение безвозвратно утеряно. Эйфория от выпитого алкоголя и музыки — испарилась. Теперь все вокруг только раздражает, заставляя понуро опустить плечи. При том что после потасовки с Демидовой у меня разболелась голова. Эта стерва в отместку выдернула мне парочку волос. Не говоря уже царапинах, оставленных на запястье, которые жгут, как самый настоящий яд, впрыснутый змеей.

Ничего не говоря, Ковалевский берет меня за руку. Однако впервые это действие выглядит таким мягким и бережным. Мне даже как-то не по себе. Ведь я привыкла к бешеной, поглощающей энергетике этого парня, а не умиротворённому спокойствию, проявляющемуся подобным образом.

Мы движемся сквозь толпу, то и дело огибая танцующих людей. Пару часов назад здесь было не так людно. Однако сейчас, кажется, словно помещение забито полностью.

Перевожу взгляд на часы, что висят у самого входа, возле гардеробной.

Они показывают полночь.

Видимо подобное время лишь начало всего веселья.

Что ж. Может быть наш уход и к лучшему. Поскольку только оказавшись на улице и глубоко вздохнув свежего воздуха, я чувствую себя лучше.

— Что — ты даже ничего не скажешь? — В конце концов не выдержав подобного молчания, когда мы переходим дорогу к скверу, произношу я.

— А должен?..

— Обычно ты не применишь лишний раз добавить едкое словечко или же прочитать лекцию об отсутствии мозгов.

Он едва слышно усмехается себе под нос.

— Скажу лишь, что наша сфера искусства лишилась небывалого самородка.

Я напрягаюсь, на мгновение почувствовав желчь в его словах. Но затем мотаю головой, ведь он тут же произносит:

— Ты отлично сыграла мою девушку. Скажем так — не будь я в курсе нашего плана — и сам бы поверил.

Я усмехаюсь, пытаясь скрыть горечь.

— Что ж. Будем полагать я отплатила за свой должок.

— Выходит, что так, — задумчиво произносит он. А затем мы останавливаемся возле небольшого фонтана, по ободку которого со всех сторон высечены львиные головы.

Наши фигуры замирают напротив друг друга. Свет, падающий от фонарей, отбрасывает тени.

— Знаешь, я… — в какой-то момент беспрерывных гляделок, вдруг начинаем мы оба, а затем тут же стихаем.

— Прости, говори…