— Что, сынок? — наконец, выпустил его Максим.
— Но убивать меня за это не стоит, — прочистив горло досказал Сеня.
Стасик по безумному рассмеялся, на нём сказывалось отсутствие интернета. Но после сурового взгляда папочки ему захотелось запихнуть свой смешок обратно и прикинуться немым и глухим.
— Так, значит, вы все несчастны? — поднял дядя глобально важную для всех присутствующих тему.
Наш нестройный ряд сразу как-то потупил взгляд и повисла неестественная тишина, нарушаемая лишь капанием слюны со стороны тёти Глаши, которая приклеилась к забору, музычкой радио «Шансон» с батареечного радио службы вневедомственной охраны, да летающей мошкарой, ну и звуками с соседних участков: чьими-то переругиваниями, спорами, простым трёпом, короче говоря, было отнюдь не тихо, но сё семейство разом замолчало, и тишина получилась неестественная.
Нарушил её папа:
— Брат, ты всё очень здорово придумал — дачу купил, нас всех за город вывез… Молодец. Только ты не учёл условий…
— А что, вам уже и условия негодны? — обиженно надулся Максим.
— Знаешь, мы ожидали чего-то более…
— Более модного и красивого? А вот фиг вам!
— Виг вамы — это у индейцев, — осторожно заметил Стасик.
— «Фиг вам» — это ваша совесть! Делаешь для них что-то, стараешься, зарабатываешь, покупаешь, а они… они даже не могут порадоваться! Говорят, что оно и нафиг им не нужно. А потом звонят друзьям и уезжают в город! — он потряс кулаком в сторону калитки, адресуя всю его мощь своей бестолковой дочке.
— Но мы же тут и никуда не уезжаем, — фыркнул папуля, ему определённо не нравилось, что младший брат начинал заводить надоевшую всем пластинку «вы меня не любите». — Так что хватит сопли по огороду размазывать! Вперёд, за работу!
— Я и сопли вещи несовместимые, — важно изрёк дядя и ухватился за черенок лопаты.
— Вот и правильно, вот и молодец, — поддержал его папа.
— А что, скандала не будет? — печально похлопал глазами самый мелкий. — Бли-и-ин, такие съёмки мне запарываете, — возмутился он совсем как взрослый дядя-режиссёр, что всем стало жутко смешно.
Мы так и стояли, надрывая животы ещё минут пять, когда со стороны калитки донеслось знакомое:
— Здрассти!
У меня аж сердце как-то залихватски подскочило в ритме безумного балерона. А обернуться ноги не позволили, нагло приклеившись к земле.