— Так и представляю: «Мам, прости, что обидела, мне плохо, приезжай к Диме в квартиру». Ну примерно так, только побольше чувств в голосе. Ой, ладно, кобылушка двадцатиоднолетняя, можно просто сказать: «Дима, пошел в жопу, у меня ПМС». Так будет эффективнее, — целует меня в щеку и, наконец-то, встает с дивана. — Покрывало, подушка на верхней полке в белом шкафу. Наглаженные наволочка и простыня — в нижней полке комода. Кровать, возможно, в естественных биологических жидкостях, так что спи на диване. К тому же, он твердый, все, как ты любишь.

— Спасибо за заботу, можно было и без подробностей про свои жидкости.

— Всегда, пожалуйста, Полечка. Еды в квартире нет, ты уж сама как-нибудь.

— Обязательно.

Не описать словами, какое я испытала облегчение, когда закрыла за Димой дверь. До дивана почему-то не дошла. Так и присела на грязный коврик, прислонившись спиной к двери. Зажмуриваю глаза, чтобы противные слезы не пошли в пляс, вот только оказалось — это совершенно невозможно контролировать. Самое отвратительное, что я не знаю почему они текут.

Ненавижу себя. Просто ненавижу. Я даже не размазня — хуже. Истеричка и размазня. Столько держаться, чтобы в один миг превратиться в плачущую, жалеющую себя развалюху. Но ещё больше раздражает не то, как я себя вела и веду, и даже не то, что Алмазов меня выгнал, а то, что я не хочу, тупо не хочу уходить вон. Я не хочу ничего менять. Не хочу! Этот переделанный угодник мне нужен. Я уже не хочу жить как раньше. Но и ехать в аэропорт — это прямой путь к тому, что я всегда буду уступать. Это же показатель того, что, по сути, я — слабачка. И не ехать — тоже так себе идея. Зачем добровольно лишать себя того, что мне по душе? Проучить Алмазова и не прийти? А этим я точно проучу именно его? Сомневаюсь…

Домой тоже не хочу. Категорически не хочу показывать папе свою слабость, ещё и говорить про причины возвращения. Нет уж, не дождется. Если перед Сережей я уже и так показала себя во всей красе, перед папой — не буду.

Противный ком в горле стоит так, что даже не могу сглотнуть, от чего ещё сильнее начинаю захлёбываться слезами. Перевожу взгляд на руку и начинаю истерически хохотать. Мне на фиг не сдалось это кольцо, да я даже никогда их не носила. Лишняя грязь на руке, ещё и цепляться будет за все, что попало. Но факт того, что оно предназначено именно для меня, вызывает во мне какую-то радость, перемешанную… со злорадством.

— Выкуси, Соня. Ах нет, прости, выкуси, София! Мое кольцо! Мое и точка.

Прав Алмазов, я и вправду злая. А ещё, как оказалось, истеричка и эгоистка. Пошли все в сад. Я жутко хочу спать. Так хочу, что как будто меня накачали убойной дозой снотворного. Так и завалилась на диван в чем была, несмотря на грязную одежду и ранний час.