— Фу, ну давай без соплежуйства. Рыба вонючая, какая тут, блин, романтика.

— Какая ты все-таки противная девчонка.

— Ну я бы так уже не сказала, — разрывая пакет с рыбой, уверенно произносит Полина. — Девочки уже нет. Скоро будет мать, но точно не яжмать. Ну что ты делаешь? — одергивает мою руку, как только я подношу банку ко рту. — Протри горлышко влажной салфеткой.

— Надеюсь, беременность и роды вылечат тебя.

— От чего?

— От всего.

— Протирай.

— Господи, какая ж ты зануда.

— Не Господи, протирай давай. Нам вместе пить с нее. Протирай, Сережа, — настойчиво повторяет Полина.

— Протираю.

Эпилог

Эпилог

Два с половиной года спустя

Играть в игру под названием: «кто кого пересмотрит», с каждым днем становится все труднее и труднее. Суть проста — тот, кто первым скажет любое слово или улыбнется, тот и проиграл, а значит и выполняет какое-нибудь задание. Мы с Сережей прекрасно изучили друг друга, стало быть, знаем на что можно давить. Я неравнодушна к его подмигиваниям, почему-то они у меня вызывают неконтролируемый смех, особенно, когда при этом он еще и имитирует поцелуи «пельменными губами инстаграмщиц». В общем, знает на что давить. Я — тоже. Мой конек — маньячный взгляд и ход конем, а если быть точнее — игра бровями. В основном это «грязная» работа в случае проигрыша. Например, убрать кошачий лоток или детский горшок. Оба знаем, что через минут двадцать, ну максимум час, на горшке будет феячить Светлана Сергеевна. И не бабочками, как каждому из нас хотелось бы. Хотя, сдается мне, Сережа по-прежнему думает, что у нее и какашки отличаются от других. Она ж принцесса. Зразы из тыквы с творогом сто процентов дадут о себе знать, проверено так сказать — волшебство в горшке будет особое. Сегодня я должна выиграть, поэтому, чтобы не засмеяться, надо вспомнить что-то очень грустное. Например, как я пропустила год учебы, взяв-таки академический отпуск из-за свалившегося материнства. Или то, как эта самая сидящая между Алмазовских ног принцесса чуть не довела меня до инфаркта. Хотя сейчас все кажется не таким уж страшным, как почти два года назад. Это тогда сначала была катастрофа со слезами и воплями «моя карьера похерена», а потом уже задница под названием «все из-за меня».

На самом деле, начало шестого курса провалилось с треском почти сразу. Точнее, выдержала я ровно два месяца. «Все получится» — говорили мне они. Ну-ну. Я никогда не была оптимисткой. Реалисткой — да. На деле все оказалось еще более сложно, чем это можно было представить в самом кошмарном сне. Мама с папой и вправду помогали и, если быть откровенной, я бы с легкостью могла продолжить и закончить шестой курс, свалив свои обязанности на них. Точнее на них и Сережу, который в отличие от большинства папаш не чурался уходом за детьми. Вот только то ли совесть, то ли материнский инстинкт проснулись очень внезапно, но именно они меня и сподвигли взять не только академку, но и по-другому взглянуть на все происходящее. Я их боялась. Да, я тупо боялась собственных детей, и вся моя материнская забота, если так можно сказать, заключалась в сцеживании молока перед учебой, укачивании люлек после самой учебы, а по факту — чтение книги, ну и смены памперсов. Я жутко раздражалась и бесилась, когда осознавала, что мама из меня не выходила. Я была совсем не яжмать, а хреномать. Временами я тупо завидовала, когда Сережа так легко справлялся с детьми. Он меня раздражал своей идеальностью. Большинство женщин ноет и жалуется на то, что их мужья ничего не делают по дому и не помогают с детьми, а сами они зашиваются. А я не могла этого сделать. Я тупо не могла предъявить ни одной претензии Сереже. А еще меня дико бесило, что я не могла даже притвориться хорошей мамой, не говоря уже о любви к детям. Да, я завидовала Сереже. Абсурд, конечно, но факт. В нашем обществе не принято говорить, что не восторгаешься детьми, тем более собственными. Изменилось все аккурат через два месяца после родов. Кажется, имеющиеся несколько седых волос на моей голове — это последствия Светиного попадания в больницу. Как вспомню, так вздрогну, самый отвратительный момент в моей жизни. Бежала как будто в задницу клюнул петух, после маминых всхлипов в трубку «У Светки судороги и пена изо рта». Благо, детская больница от места моей практики была в километре от меня. Вот тогда-то во мне и проснулся пресловутый материнский инстинкт. Сколько слез было пролито за эти девять дней во время нахождения в реанимации, даже не могу сказать. Самое отвратительное, что никто из многочисленных врачей, собранных со всех больниц, по знакомству, блату и не только, так и не поставил диагноз. Никто. В двадцать первом веке, в семье врача, с такими возможностями и — никто и ничего не смог сделать. Тогда все другие проблемы отошли на задний план. Когда-то я думала, что моя проблема — это Соня. Я ненавидела ее за то, что та по сути просто существовала. И даже, находясь за много километров от нас, где-то внутри я все равно ее недолюбливала. После случая со Светой, я поняла насколько это все глупо, особенно учитывая, что Сережа любит меня, а Соня всего лишь человек, которому нужна хоть какая-то поддержка. Все познается в сравнении. Тогда и пропуски учебы показались ерундой. И вообще вся учеба. Все было настолько пустяковым, что хотелось выть, от настоящей проблемы. Да, именно выть от беспомощности. Тогда-то я и начала быть мамой для сына. Артем меня успокаивал. Как меня поначалу бесило имя, которое придумал для него Сережа сразу после рождения — не передать словами. Слишком мягкое, няшное и доброе что ли. Он должен был быть Александром, Вадимом, ну Дмитрием, в конце концов, а получился Артем. Единственный и долгожданный папин внук — Артем. Спорить я не могла, просто потому что кое в чем проспорила Сереже накануне родов, стало быть, и имя выбирал он. И только, когда я стала проводить с ним время, поняла, что он реально… Артем. Няшный младенец, который не только был крайне спокойным, но и дико улыбчивым. Как будто вместо грудного молока он получал от меня что-то запрещенное, ей-Богу. Ну не улыбаются столько младенцы. Он меня реально успокаивал и делал чуточку добрее. С ним я начала ловить кайф от детских щек и попы. И очень-очень хотела испытать то же самое со Светой. Тогда мне казалось, что уже не испытаю. Не потому, что я сухарь, а потому что так никто и не дождется ее возвращения домой. И где-то глубоко внутри понимала почему так произошло, от этого на душе было вдвойне паршиво. Но, видимо, не настолько я потерянная, раз кто-то там наверху сжалился то ли надо мной, то ли над нами всеми. Самое удивительное, что на десятый день мы получили абсолютно здоровую дочку. Ни симптомов, ни диагноза. Ничего. Как будто вообще ничего не было. Тогда и мысли не возникло вернуться на учебу. Академка и на шестой курс только в следующем сентябре. Так надо было сделать сразу, тогда и не было бы девяти адских дней. Новорожденные должны быть с мамой, как ни крути. Хотя, с другой стороны, если бы не тот случай, не знаю, как бы повернулась моя жизнь. Возможно, сейчас мы бы не сидели друг напротив друга на полу с детьми между ног. Как двусмысленно звучит. Однако так и есть. Артем — у меня, Света — у Сережи. Дети собирают пирамиды, а по факту соревнуются кто быстрее, сами того не осознавая. А вот родители тоже недалеко отошли, играют, соревнуясь во взглядах. Нет, нет и снова нет. Горшок от тыквенно-творожного чуда я убирать не буду. Терпеть и не поддаваться на его подмигивания. Злой маньячный взгляд в ответ на Сережины действия и заигрывание бровями. Сегодня игра затянулась. Никто не хочет поддаваться. Проигравшего, своими действиями, определил Симба. Сначала это громкие перебирания лапками наполнителя в лотке, а затем… мда… не стоило давать ему остатки тыквенно-творожного чуда. Господи, ну и аромат.