– Вряд ли отец хотел вашего брака. Он уже несколько дней пребывает в дурном настроении.

– Не сглаживай углы, Селия, он стал полнейшим хамом.

– Если скажешь отцу, что с Руссо ты несчастна, он может передумать.

Я сглотнула. Была ли я несчастной? Сегодня, может быть.

– Даже если Сальватор и передумает, – заметила бабуля, – я уверена, что Елену уже обрюхатили, как и вторую твою дочку.

Мама вздохнула.

– Надя, ну зачем так пошло?

– Oh Madonna, salvami. Откуда у тебя вообще трое детей, ты корчишься как девственница.

За моими глазными яблоками начала нарастать головная боль, и я встала.

– Можешь спать спокойно, бабуль, я не беременна. Я уже многие годы на противозачаточных таблетках.

Бабуля покосилась на маму.

– Неудивительно, что твои дочери маленькие потаскушки. Ты ведь их сама поддерживаешь!

Когда я выходила из комнаты, мать пробормотала:

– Лучше быть потаскушкой, чем маразматичкой.

* * *

Шторы оказались задернуты, словно у кого-то был траур. На кровати бугрился комок, скрытый одеялом. Небольшого размера и слушающий Севен Нэйшен Арми[99] на полной громкости. Я приподняла край одеяла, забралась в кровать и устроилась на боку.

Затем я накрылась одеялом с головой и посмотрела на Адриану.

Мы с сестрой лежали лицом друг к другу, из айпода грохотала музыка.