– Ты сам понял, че произошло? Она трахнулась на твоей вечеринке в твоем туалете с твоим другом, – Трунов говорил медленно, со злобой. – А вчера трахалась с твоим преподом по французскому. Боюсь даже представить, с кем она будет завтра.

Горящий взгляд скользнул по Карининому лицу на секунду – ожог проявился на сердце. То сжалось до резкой боли. Люди уже не танцевали, хотя музыка играла. Множество знакомых лиц глядели на нее с осуждением. Настенины глаза таращились, не хотели верить, но верили. Варданян стоял за ней, держа девушку за плечи, и тоже впивался в Карину кофейным прищуром.

– Нас это не касается, – спокойно ответил Зайкин.

– Не делай вид, будто тебя это не трогает.

– Даже если трогает, я не могу запретить двум взрослым свободным людям по взаимному согласию заниматься сексом, – огромная лапа взмыла в воздух на мгновение и снова опустилась вдоль квадратного бока. – Это здесь не запрещено, а вот драться – да.

Уверенный синий взгляд смотрел в красное лицо Трунова. Тот пыхтел еще пару секунд в растерянности, а потом посмотрел на Карину. Зайкин, уловив момент, раскрыл запястье с умными часами, тыкнул пальцем и проговорил в одинокий белый наушник в правом ухе:

– Второй этаж, туалет.

Карина перевела на Трунова усталый взгляд, все еще стеклянный, и пожалела. Смотреть было неприятно.

– А ты че молчишь? Ты назло мне это делаешь, стерва? – он шагнул вперед рывком, но желтая лапа его остановила. – Все простить никак не можешь. Тебе просто нравится надо мной измываться!

Чтобы осознать его претензию под действием шока и водки, пришлось приложить усилия и нахмуриться.

– Че ты пытаешься мне доказать? – на каждом слове шея Трунова напрягалась, кожа краснела, кулаки сжимались. – Знаю я про твое блядство. Все равно тебя хочу.

– Ребят, давайте, не при мне, – Зайкин надавил тому на грудь, отталкивая от Карины. – Выясняйте отношения где-нибудь тет-а-тет.

Трунов фыркнул на него.

– Иди, прыгай за своей белой нимфой. Другим не мешай.

Девушка зыркнула на бывшего с недоумением и остановилась на невозмутимых синих глазах.

– Нечего выяснять, – процедила она. – Все давно ясно. Этот придурок просто не может этого понять.

– Что?! – верещал тот.

– Наверное, не хочет, – вскинул брови Зайкин и поднял левый уголок губ. – От тебя трудно отказаться.

Карина обомлела. Мышцы лица ослабли, рот приоткрылся. И внутри все замерло, словно стрелки сошлись на двенадцати в полночь.

Почти сразу синий взгляд скользнул наверх над ее головой и кивнул на Гурьева, который опирался на косяк двери. Басистый голос сзади послушно принял приказ: