– Блин, Поль, жизнь же на этом не заканчивается! – Карина взмахнула руками. – В другой раз попробуете.
– Не попробуем! Он на меня теперь даже смотреть боится! Или не хочет…
Младшая склонила голову, закрыв глаза. Администратор переводил нетерпеливый взгляд с одной на другую в ожидании оплаты. Старшая расплатилась картой и вывела сестру на улицу. Та с неохотой подалась.
– Раз мне не дают по любви, я хотя бы выгоду из этого извлеку! – воскликнула Полина, скрестив руки.
Они вошли под арку, ведущую в старый двор-колодец, где стоял гнилостный запах и тишина. Люди по тротуару сновали мимо. Можно было поговорить, никому не мешая.
– Вас застукали? – на выдохе спросила Карина, хотя из вчерашнего разговора с матерью уже знала ответ.
Сестренка нервно отвернулась и втянула голову в плечи, прикусив губами шелковый платок. Минуту пришлось ждать, пока она соберется с чувствами, мыслями и словами.
– Все так хорошо начиналось. Он был так удивлен, говорил, какая я классная, – пробурчала девчонка. – Мы танцевали… Потом поцеловались и уже… начали раздеваться, как в дверь позвонили.
Взволнованный зеленый взгляд метнулся к карим глазам старшей сестры.
– Я не хотела открывать, но отец стал биться, кричать, что слышит музыку, что вынесет дверь. В общем, пришлось…
Она всхлипнула и закрыла лицо руками. Карина прижала ее к себе, крепко обхватив за плечи. Еще минута ушла на то, чтобы девчонка смогла проплакать волну боли и продолжить.
– Роме подзатыльников надавал с ходу. А меня… поставил на четвереньки… у него на глазах!.. И давай шлепать ремнем, как нашкодившую собачонку… И приговаривал: «Смотри, что ты с ней сделал, ублюдок!». Это было так… так…
Полина снова зарыдала и сама уткнулась в плечо сестры.
– Блядь! – только и могла выдавить та и крепче сжала ее в объятиях, а внутри все расщеплялось на атомы.
Они долго обнимались, пока Полина полностью не проплакалась. В темноте небольшого туннеля молчать было уютно, несмотря на близкий шум улицы. Из двора несло сыростью и опустошением. Под аркой как будто замирало время. Карина вглядывалась в темноту стены напротив, изучая обшарпанные неровности и трещины. В них забивалась грязь и гниль, годами никем не замечаемая. Ей вдруг стало досадно, отчего всегда проявляется только плохое, вредное, больное. В ранах никогда не цвели ароматные розы, только плесень. Ведь красота и чистота требовали постоянного ухода и любви, а боль и обиду не приходилось возделывать. Они, как сорняки, если на них не обращать внимания, постепенно заполоняли собой все пространство.
– Поль, я тебя, как никто понимаю, – прошептала Карина, не разжимая объятий. – Но это не повод губить себя. Ты не им навредишь, а себе.