Прощупываю его плечи, когда он меня опускать на землю собирается. Но Вася даже не дает мне на ноги полноценно встать, все равно чуть над газоном удерживает на весу.

Кивает повернутой вбок головой подростку.

— Нормально себя вел или снова выкобенивался?

— Я всегда нормально себя веду, — вспыхивает Ваня. — И все сказал!

— Ну, тогда вертушкой снова полетим.

Козленочек затихает, даже выравнивается чуть. Надо над его осанкой работать, он постоянно горбится. Он недостаточно высокий для своего возраста.

Кулак руку мою загребает, и наспех еще в щеку несколько раз крепко и долго целует. Вижу, как Ваня кривится, будто лимон кислый проглотил.

— Не знаю, что ты удумал, Вася, но я обвинение и признания на тебя вешать не буду. Это даже не обсуждается.

Он тянет меня к машине зама, и я за руку Ваня беру.

— Сто пудов не обсуждается, ведь я уже чистуху дал. Тебя это дальше не касается, и волновать не должно. Домой едем, и там поговорим.

На ровном участке, где-то на окраине, вертолет ждем. Ваня мается, рассматривая мужиков осторожно. После короткой беседы с замом, Кулак с Маратом ко мне подходят.

Они с недовольством обсуждают прокуратуру, будто спустить дело на тормоза — уже решенный вопрос.

Вася теребит локоны у моей шеи, его закинутая на плечо рука тяжелым грузом давит на кость. Даже не смотрит на меня, они с Маратом все не сойдутся в чем-то.

Подтекст разговора улавливаю лишь частично. Бессонная ночь дает о себе знать.

Затем все вокруг заглушают бесперебойными звуки приземлившейся вертушки и, повышая голос, безопасник напоследок бросает мне:

— Он сам создал ситуацию, смертельной опасности, и в нее же угодил. Ты здесь ни при чем, Алиса. Псих сам себе приговор выписал. Ты ничего плохого не сделала.

Киваю ему, несколько испуганно.

— Конечно, ни при чем, — злится Вася и тащит меня к вертолету. — Да он ходячий труп давно уже был.

Мне не по себе так высоко над землей, а Ваня от радости в каждое окно заглядывает. Невольно улыбаюсь, наблюдая за его энтузиазмом.

Встречаемся глазами с Кулаком.