Светлый фон

Генри враждебно покосился на него. Несколько секунд все четверо молчали, потом Арлетта прощебетала:

– Ну ладно, мальчики, приятно было с вами поболтать. Развлекайтесь, а у нас есть еще кое-какие дела.

– Да, – подхватил Гидеон. – Желаю приятно провести время.

И, схватив Арлетту за руку, он потянул ее сквозь толпу к открытой дверце веранды. По дороге они, впрочем, опрокинули еще по бокалу пунша и на лужайку спустились уже с некоторым трудом. Отойдя от веранды на несколько шагов, они остановились и захохотали как безумные.

– Какие ужасные, ужасные дети! – воскликнул Гидеон и, изнемогая от смеха, опустился на траву.

– Кошмарные! – согласилась Арлетта, аккуратно присаживаясь рядом с ним. – Я бы отправила таких детей в работный дом!

Гидеон снова рассмеялся.

– Если бы это были мои дети, я бы привязал их к рельсам и дождался поезда!

Эти слова неприятно удивили Арлетту, но она только вздохнула. Теплый, душистый ветер пронесся над их головами, зашуршал засыпавшими газон сухими листьями. Луна скрылась из виду за деревьями на дальнем конце лужайки, а шум праздника, вновь отступившего в комнаты, доносился приглушенно и неясно.

Повернувшись к Арлетте, Гидеон улыбнулся, потом нашел ее руку и, поднеся ее к губам, принялся неторопливо целовать один палец за другим. В ответ Арлетта с признательностью сжала его ладонь и даже слегка приоткрыла рот, собираясь сказать, как приятно проводит она время в его обществе. До возвращения Годфри оставалось всего две недели; полмесяца уже прошло, но она, как и обещал Гидеон, почти не замечала, как летит время. Ей хотелось поблагодарить его за то, что он водил ее на поэтические вечера, приемы, суаре и клубные вечеринки, где она встречалась с актерами, поэтами, писателями и художниками. Правда, она так и не написала матери подробного, обстоятельного письма, как собиралась, но ее это уже не слишком волновало. Напишу завтра – говорила она себе и… продолжала каждый вечер проводить в клубе.

Сердце Арлетты все еще полнилось теплом и благодарностью, когда Гидеон, приподнявшись на локте, бросил на нее пристальный взгляд. Казалось, он собирается что-то сказать, и она вопросительно взглянула на него, но он совершенно неожиданно поцеловал ее прямо в губы. И поначалу Арлетте почему-то показалось, что это правильно, что так и должно быть, и что этот поцелуй – естественное продолжение доверительной, близкой дружбы, связавшей их двоих чуть не с того дня, когда они встретились в первый раз. Этот поцелуй ее почти не потряс и не застал врасплох, и поначалу Арлетта совершенно не сопротивлялась, однако когда Гидеон попытался раздвинуть ей губы и добраться до нее языком, она поняла, что этот поцелуй не так уж по-братски невинен, как ей показалось. И, упершись рукой в грудь художника, Арлетта довольно резко оттолкнула его от себя.