Она не смотрела в камеру, но как только я обратился к ней, вернулась ко мне.

— Звони на стойку и поинтересуйся, почему он не поставил тебя в известность.

— Постой, кажется, я что-то слышу.

Телефон продолжал двигаться вместе с ее рукой, то приближая, то удаляя ее лицо, прежде чем она снова собралась, давая мне лучший обзор.

— Лейла, она хоть надела что-нибудь?

— Халат, — ответила она спустя несколько секунд.

Ее глаза судорожно гуляли по комнате, зрачки расширились, а дыхание участилось, выдавая то, как сильно она напугана.

— Что там, мать вашу, творится? Ты видишь что-нибудь? Слышишь? Скажи мне.

Фрагменты интерьера замелькали на дисплее, что означало, что Лейла куда-то идет. Дверь в спальню, коридор, кухонный стол...

— Боже, — ахнула она.

Я вскочил с кровати, мое сердце билось так, как никогда в последнее время.

— Лейла, слушай меня. Немедленно вернись в свою спальню и позвони гребаным копам.

— Бородач.

— Введи меня в курс дела, чтобы я понимал, чем могу помочь. Скажи мне, что...

— Бородач, — ее голос был преисполнен ужаса, — чтобы ты не решил, не звони в полицию.

— Лейла...

Меня прервал самый истошный, самый совершенный крик. Не мог утверждать исходил ли он от Лейлы или от стриптизерши, но он захватил мой слух, и я перестал метаться по комнате. Один единственный звук сказал мне так много. Я услышал боль, отчаяние, сопротивление и страх.

— Лейла, ответь мне.

— Бородач, — крикнула она.

А потом ее телефон отключился.