Светлый фон

Теперь Вера сама прижимается, трясется, хотя продолжает бить по лопаткам, с силой царапать, щипать. Давай, отыграйся на мне, заслужил. На ее шее и плечах засосы – смотрю сверху. Чувствую, как глаза наливаются кровью. Клянусь, аж вспышки перед ними.

Я все еще обнимаю, но двигаюсь к комоду, беру телефон. Кустов недоступен, разумеется. Дома его, скорее всего, нет. Звоню маме, Арине – не видели гада. Или покрывают. Вера не отстраняется, уже вся грудь мокрая в ее слезах. Пишу ему: «Беги, тварь». Не доставлено.

Хочется ездить по улицам и искать знакомую фигуру, даже осознавая, что это бесполезно.

А еще хочется остаться с Верой.

Знаю, что вы сейчас думаете. Я полное дерьмо, которое ее не достойно. Но сам я поразмыслю об этом позже. Сейчас только обнимаю, да так сильно, что удивительно, как она умудряется дышать.

– Я не успела обуться, – тихонько рассказывает, – так и убежала босиком. – Переминается с ноги на ногу. – А тебя внизу не оказалось, я без денег. Артём еще преследовал долго, извинялся, клялся, что никогда больше… что все понял. Ну, что я не хочу с ним и не люблю его больше. Но мне было так страшно.

Я склоняюсь и дую на эти отвратительные синие и черные пятна на ее идеальной коже. Такую кожу нельзя портить уродливыми отметинами. Осторожно касаюсь губами, веду языком, словно залечивая, зализывая ее раны, будто не понимаю, что не поможет.

Ее слезы все катятся и катятся.

– В какой-то момент мне показалось, что он не остановится, понимаешь? В какой-то миг я думала, что он сделает это со мной. А ты не помог! – Вера отшатывается, снова отпихивает меня, пытается отойти.

Но я уже знаю точно, что должен сделать. Кустов подождет. «Поговорим» с ним позже.

Подхожу и снова прижимаю ее спиной к себе крепко, такую беззащитную, хрупкую, напуганную. Зажмуриваюсь.

Вера вырывается, но слабо. Понимаю, что не хочет моей близости, но у нее не осталось физических сил сражаться. Выдохлась моя девочка.

Она дралась за меня. Дралась на пределе своих возможностей, чтобы быть со мной, а не с ним. Разворачиваю ее лицом к себе, смотрю в глаза.

Впервые в жизни я действую силой с девушкой. Легонько касаюсь губами губ, чуть сильнее надавливаю.

Вера просто дрожит в моих руках.

– Не смей меня прощать. – Целую ее, зализываю засосы, нахожу их еще на груди, напрягаю руки, обнимая. Не могу пока позволить себе поцеловать ее еще где-то, только там, где раны. – Не вздумай забыть мое предательство. Но, если снова подпустишь близко, не сомневайся, что я знаю цену твоего поступка.

А она ведь на самом деле дралась за меня – вы понимаете это? За меня, изуродованного кретина, столько раз намеренно обижавшего ее.