— Не холодно ей, — ворчит Макс, осторожными движениями стряхивая снег с моей макушки. — Пошли в дом.
Я качаю головой, тщетно пытаясь ему отказать… Но это же Макс. Когда он вообще слушал хоть кого-то в этом мире? Каким бы идеальным он ни был для меня, на деле он та ещё задница.
Именно поэтому уже через пару секунд он, довольный собой, идёт в дом, а я верещу, барахтаясь на его плече как полудохлая селёдка.
— Ну конечно, — хлопаю его по спине, — кому важно мнение Арины? Арина же ещё ребенок, что она может понимать?
— Умничка, малышка, — хохочет Макс, и я расслабляюсь, понимая, что сопротивление бесполезно.
2. Полторашка
2. Полторашка
— Макс, поставь меня на место, я не шучу, — говорю с отчаянием в голосе, окончательно расслабившись в руках друга. В дом, на самом деле, совершенно не хочется, но я уже согласна войти туда на своих двоих, но не въехать на плече Макса.
— Я тоже не шучу, ты замёрзла, надо греться. И вообще, что тебе не нравится? Такой транспорт, — он смеётся, перехватывая меня поудобнее, а я не знаю, то ли мне радоваться, то ли стонать в отчаянии. С каждым днём я всё больше понимаю, что мои чувства к этому несносному придурку самые настоящие и очень сильные. Но я помню про разницу в возрасте и то, что лучше бы с ним не сближаться ещё сильнее, если я не хочу, чтобы было больно. Потому что мне уже больно…
— Макс, у меня есть ноги, я умею ходить, отпусти, — стараюсь вложить в голос максимум серьезности, и, кажется, это срабатывает. Тимофеев ставит меня на ноги, хмурясь, когда наклоняется к моему лицу.
— Малышка, что-то случилось? — он правда озадачен, и я понимаю почему. В любой другой день я бы хохотала, вися на его плече, щекотала его и пищала от счастья. Такое поведение, как сейчас, для него очень непривычно. Да и для меня тоже, если честно… Просто я очень расстроенная, а ещё очень вредная и противная пятнадцатилетняя влюбленная дура.
— Все нормально, — стараюсь улыбнуться.