– Думаешь, такое возможно?

– Он не дурак. Возможно все. Будь осторожен!

– Буду, – киваю.

Быстро прощаюсь с братьями. Уже светает, черт подери! Возвращаюсь в дом родителей, на сон остается всего два или три часа. Но я убиваю это время мыслями о Лиле.

Я планировал встретиться с ней. Сегодня же… Теперь опять эти мутки с Байсаровым встали поперек моих планов.

Неожиданно для себя решаю: пох! Сначала решу вопрос с Лилей, нужно увидеться. Встретиться. Зуд, нестерпимая жажда раздирают нутро в клочья.

Я хочу ее увидеть. Сдаюсь этой осознанной мыслью и просто плыву по ее течению. До крови прикусываю губу, а у крови ее вкус – вкус дурманящих поцелуев.

Лилия

– Лилия Алексеевна, вас вызывает к себе директор! – сообщает сухонькая темноволосая женщина с дулькой на голове.

– Спасибо, Любовь Павловна, – благодарю коллегу за предупреждение и откладываю в сторону пирожок, купленный в столовой. Даже откусила всего один раз, на большее меня не хватило. Возникло странное ощущение турбулентности в животе, практически сразу же.

Черт, неужели меня снова затошнит?

Это мучение какое-то!

Токсикоз невыносимо сильный, я с трудом чищу зубы по утрам и почти ничего не могу поесть: от всего выворачивает, буквально от всего привычного. По утрам ничего не могу съесть, а к обеду так мучаюсь от приступа голода, что меня снова тошнит, но на этот раз уже от голода, и поесть получается не всегда. Сегодня от жуткого приступа голода схватила жареный пирожок с картошкой из столовой. На витрине пирожок выглядел очень аппетитно или, по крайней мере, мне так казалось. Не исключаю, что мне так показалось от сильнейшего чувства голода. Но откусив его я ощутила на языке вкус пережаренного масла, и теперь с трудом удерживаю рвотные позывы, отпраляясь к директору «на ковер».

Бреду мучительно медленно, останавливаюсь почти через каждые сто-двести метров. «Турбулентность» сегодня особенно сильная, боюсь, если так пойдет и дальше, я просто не смогу работать. Не могу работать по прежнему режиму, привычный настрой организма сбился, мне хочется поспать подольше, на час или на два. На выходных я сплю дольше, и потом приступы тошноты не такие сильные, но в будние дни это что-то невыносимое.

Но работать надо. Все-таки на мне еще висит кредит, взятый в банке. При помощи человека, которого я упорно не желаю называть про себя даже по имени, я лишь расплатилась с настойчивыми коллекторами, но официальный долг перед банком остался, поэтому я просто не имею права лишиться работы. Мне и так приходится несладко в последнее время. Банк замучил дополнительными проверками и подтверждениями: запрашивают постоянно то обновление анкетных данных, то недостаточно убедительно выглядит справка о доходах. Я понимаю, что такие придирки просто ненормально. Понимаю и знаю их причину: тот самый отец ученика, Шестов, который клеился ко мне и получил отказ. Первое время он еще пытался снова заигрывать и предлагать стать гувернанткой, имея в виду еще и собственную постель, потом почти прямо предложил стать его любовницей, но получив решительный и ярый отказ, затаил злобу и теперь донимает меня вот так, используя собственное положение ведущего юриста по работе с физическими лицами.