Рот наполняется слюной, губы словно предатели, жжет от желания высказать этой девушке за то, как сильно она меня будоражит. Претензии предъявить, свое потребовать – то есть ее – целиком.

Моя же?

Теперь и мое семя в ней прижилось, как метка.

Моя!

Ноги несут меня к ней. Лиля настолько погружена в себя, что не замечает моего приближения, а я замираю на расстоянии жалкого метра позади от нее – объективно, и на расстоянии – тысячи километров – так чувствуется изнутри. Жажда слияния искажает разумное представление о границах и расстояниях.

Адской круговерти внутри нет названия и логического объяснения. Военные действия во всей красе, и, кажется, я бездарно проебываю по всем фронтам собственным чувствам.

Но внешне, внешне я должен быть невозмутим, чтобы не выглядеть диким и озверевшим.

– Тошнит? Неужели беременна!

Лиля автоматически выпрямляется, поправляет волосы тонкими пальцами. Я взглядом цепляюсь за выступающие костяшки и узелки. Она сильно похудела. Заметно… Кожа просвечивается.

Ничего, откормлю, решаю в тот же миг.

Приодену.

Заласкаю.

Затрахаю…

– Нет. П-п-пирожком отравилась.

– Пирожок? Ну-ну…

Наивная! Пирожок, млять… Начиненная по самые ушки семенем не могла не понести от меня! Я в себе уверен. К тому же Жека подробно слил, в какую больницу и в каком состоянии ездила Лиличка.

– Вот платок, вытрись.

Она поднимает взгляд и столбенеет.

Буквально замирает. Я смотрю на ее лицо, которое явно показывает потрясение. Синющие глаза Лилички округляются, в них плещется узнавание и шок.

Меня начинает болтать внутри еще сильнее, когда мы смотрим друг другу в глаза.