— Хм, — он потер подбородок и сел за островок, в его глазах играло веселье.

Я включила плиту, чтобы закончить готовить пасту, и начала нарезать помидоры для соуса.

— Моя жена любит тебя, — сказал он, низким голосом.

— Ничего удивительного, — сказала я. — Я очень приятный человек.

— Возможно, она и выросла в этой жизни, но не так, как мы с тобой, Джианна. Она не...

Повреждена? Чувствительна? Чёрствая? Было ли слово для всего этого?

— Холодна?

Он кивнул, будто тоже не мог подобрать нужное слово.

— Я прошу тебя помнить об этом, когда будешь проводить с ней время.

— Ты просишь меня? Туз, ты по дороге ударился головой о выступ?

— Иногда мне так кажется.

Мне показалось, что я слышала его слова, когда он посмотрел на Елену с изменчивым и уязвимым взглядом. Я вдруг испугалась за любого, кто посмел бы тронуть хоть волосок на ее голове.

А потом это чувство вернулось — то смутное чувство, которое ускользало от меня в течение восьми лет. Желание. Страстное желание стать объектом такого пристального взгляда. Взгляда, полного чего-то настолько грубого и неистового, что мог бы заставить любого поверить.

В тот вечер, после того как мы втроем посмотрели Седьмой канал на испанском и молча поужинали, я лежала в постели, не в силах заснуть. Я была... встревожена. Я была жива. Моя кожа светилась, как шум и огни на карнавале.

Карты, которые мне раздавали, никогда не подходили для любви, но если и было что-то близкое к тому, что могло бы стать объектом такого взгляда, я знала, где это найти.

Луч света из щели в двери ванной пронесся по комнате, осветив запонку, которую я положила на туалетный столик.