Тая что-то говорит за моей спиной, всхлипывает, но я не слушаю. Не вижу смысла дальше вести диалог. В башке будто вакуум образовался. И так противненько звенит.

Достаю из кармана телефон, набираю Лешу.

– Можешь подъехать сейчас ко мне? Таю нужно отвезти домой к родителям.

Сбрасываю вызов, оборачиваюсь.

Она стоит напротив меня, вся в слезах.

– Это неправда, слышишь? – бормочет. – Прости меня, я наврала, дура, у меня ничего не было с Ильёй Сергеевичем, я его даже не видела сегодня! Просто подруга по совпадению выбрала именно его клинику, и я была там, но между нами ничего не было, клянусь!

– Наврала… – эхом отзываюсь я с горьким скепсисом.

Задний ход включить решила, но уже поздно, девочка. О таких вещах не лгут.

– Да! Я просто хотела посмотреть на твою реакцию! Нельзя же так, ты следишь за мной, запираешь в квартире, контролируешь постоянно…

– Сегодня наблюдение с тебя будет снято. Собирай вещи и спускайся вниз, сейчас подъедет Лёша, отвезёт тебя домой.

Тая смотрит на меня невыносимо виноватым взглядом, вся красная, слёзы катятся по щекам и опухшим губам. Я вспоминаю как целовал сегодня эти губы, эти щеки, глаза её небесные, и кончик носа, и скулы, и подбородок… Внутри всё дико болит, будто там свежая ножевая… Или, скорее, рваная.

– Костя, прости! Я просто дура!

– Пошла вон.

Она смотрит на меня с дрожащими губами, окончательно дорывая мне сердце. Потом разворачивается и выбегает из кухни. Блять, а я-то думал, меня давно уже ничего не способно выбить из колеи.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем в прихожей хлопает входная дверь.

По-хорошему надо было пойти, проводить до машины. На улице уже ночь. Но я не могу. Не могу сдвинуться с места.

54

54

Что может быть хуже утра, когда ты просыпаешься и понимаешь, что в твоей жизни произошло дерьмо?

Ещё вчера в это же самое время ты был абсолютно счастлив, хотел жить, хотел горы свернуть и бросить к её ногам, а сегодня всего этого уже нет. Ничего не осталось, кроме рваной дыры в груди.