Пацан равнодушно пожимает плечами. Стоит в своих подвернутых штанишках, башку в плечи втянул, скукожился весь, замёрз, или что с ним? И правда как девочка, блять. Что за молодежь пошла. В годы моей юности он бы точно не выжил.
А телефон в моём кармане всё звонит и звонит. Я понимаю, что сам как девочка себя сейчас веду. От Никитина тошнит, но игнорировать его звонки – не выход.
Извиниться, наверное, хочет. Ну пусть извинится. Лишь бы не сорваться потом, не поехать к нему и не поломать к чертям собачьим.
– Да, – принимаю я звонок, выдыхая носом густой дым.
– Кость, я что-то не понял, что за дичь ты мне там написал? – раздаётся из трубки нихера не виноватый голос Никитина.
– Не понял ты? – цежу я сквозь зубы. – Тая вчера мне всё рассказала.
– Что она рассказала?!
– Что вы трахались, блять!.. – рявкаю я в трубку, возвращая пацану вейп. Тот испуганно забирает его из моей руки и мгновенно ретируется.
– Костя, – вкрадчиво произносит Никитин, – я к твоей Тае пальцем не прикасался. Я жену люблю. Ты забыл?
– Я понимаю, что стрёмно в таком признаваться, но будь мужиком, Никитин. За свои поступки надо отвечать.
– Да не трогал я её, клянусь! – повышает он голос. – Костян, ты чего? Да я бы никогда в жизни! Я тебя уважаю, за многое тебе благодарен! И, блять, я жену свою люблю!
Ого, Никитин матерится? Это что-то новенькое. Может, он правду говорит? И Тая вчера мямлила, что вроде как проверить меня хотела… Неужели действительно соврала? Но, блять, как до такого можно додуматься вообще?!
– Она вчера была в твоей клинике, так?
– Да? Да я понятия не имею! Я ее вчера точно там не видел! Ну хочешь, записи со всех камер тебе покажу?
– А покажи.
– Приезжай, посмотришь всё, что захочешь. У меня везде камеры, кроме уборных, если Тая у нас вчера была, можно хоть весь её маршрут отследить!
– Сейчас приеду. А не боишься, что если я не найду на записях подтверждения твоих слов, то просто убью тебя нахер?
– Убивай. Только имей в виду, что совесть моя перед тобой чиста.
* * *
Прыгаю обратно в тачку и мчу в клинику к Никитину. Мотор в груди работает на износ, почуяв надежду на воскрешение.