Сесилия стонет, встает на цыпочки и бьет обеими ладонями по дереву для равновесия. Я снимаю с нее маску, чтобы видеть ее черты лица и то, как она смотрит на меня.

Как ее дыхание синхронизируется с моими толчками. Как ее губы расходятся, когда я овладеваю ею.

И я проникаю глубже, трахая ее сильнее, попадая в ее сладкую точку, пока она не отскакивает от моего члена.

— Скажи мое имя, — приказываю я, когда чувствую, что она закрывается, и снимаю маску, бросая ее на пол.

— Джереми, — стонет она, доя мой член и сжимаясь вокруг меня. — Джереми, Джереми, Джереми.

Блядь. Блядь. Блядь!

Я становлюсь безумцем, когда вытаскиваю член, плюю на ее заднюю дырочку и ввожу в ее задницу. Звук ее крика удовольствия доводит меня до бешенства.

Все, что с ней связано.

Я трахаю ее так, словно действительно умираю, и она — мое единственное лекарство. Я трахаю ее так, будто больше не могу жить без нее.

— Ты делаешь меня животным, Сесилия.

— Я тоже животное рядом с тобой.

— Я дикий зверь, когда дело касается тебя.

— Это нормально. — Она хватает мою руку, лежащую на ее челюсти, и целует ее, словно не может перестать прикасаться ко мне. — Ты мой зверь.

Этого достаточно, чтобы я кончил в нее так долго, как никогда раньше, и струи моей спермы покрыли внутреннюю поверхность её бедер и испортили платье.

Мне придется пропустить церемонию посвящения или, по крайней мере, опоздать, потому что мне нужно взять ее снова. На этот раз как следует и медленнее, как она любит.

Она вздрагивает, когда я выхожу из нее, и я поддерживаю ее, поворачивая лицом к себе.

— Черт. Я сделал тебе больно? — я смотрю на ее лицо.

Она фыркает.

— Немного поздновато для этого, тебе не кажется?