― Я уже выиграл свой главный бой ― в борьбе за жизнь. Пожалуй, этого мне достаточно, ― однажды сказал он, и добавил: ― Но кто-то же из Князевых должен взять кубок чемпиона России, верно? ― воодушевленно заявил Тима, прикручивая к полу боксерскую грушу.

Он собирался учить сына бить по груше, как только тот начнет делать первые шаги. А я все равно всем сердцем чувствовала, что у нас будет девочка. И так боялась, что он расстроится.

А когда она родилась, я поняла, насколько сильно тогда заблуждалась.

Он готовил ужин, а она сидела в кенгурятнике на его груди и трогала то за нос, то за подбородок. Он смотрел фильм, а она засыпала в его руках, крепок держась за его футболку. Я сдавала зачет, а он наматывал круги в парке, неподалеку от универа, с коляской. За завтраком он пил кофе и свободной рукой держал бутылочку с детским питанием у ее рта. Кривил рожицы, как шаловливый ребенок, и умудрялся прятаться под ее детский столик и неожиданно выныривать оттуда, чтобы снова и снова слышать звонкий смех нашей Князевой Марии Тимуровны.

Клянусь жизнью, такого заботливого отца вселенная прежде еще не видела.

И только с Марией я готова была делить его.

Мы заранее выбрали роддом, нашли хорошего доктора, который вел всю мою беременность и должен был принимать роды. Но…

Но у нас никогда не бывало все по плану. Вселенная по-прежнему любила устраивать нам сюрпризы, и на этот раз ей было угодно, чтобы я родила на пару недель раньше, чтобы в тот момент, когда у меня начались схватки, вся Москва стояла в пробке и чтобы мы с Тимой в итоге поехали в другой роддом и рожали с другим доктором.

Помню, как я перепугалась тогда. И вытворяла сумасшедшие, необъяснимые вещи.

― Если все пройдет хорошо, если я рожу здорового ребенка, и это будет мальчик, то обещаю назвать его в вашу честь! ― сходя с ума от страха, твердила я доктору, который вел меня в родовую палату.

― Серьезно? ― спросил он и посмеялся.

― Клянусь! ― идя в раскоряку, и придерживая опустившейся живот, подтвердила я.

― Ну, что ж… Это весьма приятно, ― сказал он, укладывая мена на кровать с кучей каких-то штуковин, а затем опустил медицинскую маску и ослепительно улыбнулся.

Внешность его даже близко не походила на славянскую. Черные широкие брови, глаза ― как смоль, и красиво очерчены, овальное лицо с бронзовым оттенком, из-под колпачка торчали удлиненные темные волосы.

А потом я перевела взгляд с его лица на бейджик и, кажется, охнула прямо вслух.

«Мухаммед Шараф Эль Дин» ― было написано там.

И он, заметив мой испуганный взгляд, словно решил поиздеваться надо мной.