Она подбегает ко мне и бросается в мои объятия, запрокидывая голову назад и смеясь в небо. Ее ноги обхватывают меня, и она трется о мой уже напрягшийся член. Я стону ей в шею, когда ее тело содрогается, наслаждаясь этой пыткой.
— Боже мой, это было лучше всего на свете. Так вот каково это — участвовать в гонках? Я чувствую себя просто потрясающе.
Я смеюсь ей в шею.
— Возможно. Ты чувствуешь себя возбужденной? Твое сердце колотится так громко, что слышно в ушах?
Она смотрит на меня с удивлением.
— Да, — шипит она, прежде чем наклониться к моему уху. — Что ты скажешь? Давай уйдем отсюда?
Мое тело реагирует на ее предложение, как ни на какое другое. С Софи мой член знает, что к чему, и никогда не соглашается ни на что, кроме нее. Наша связь была самой лучшей вещью, удерживая меня от разрушительных моделей моей карьеры и проводя больше времени с ней.
Я ставлю ее на ноги, срываю с себя липкий летный джемпер, прежде чем взять ее за руку.
— Подожди, мне тоже нужно снять свой. — В ее зеленых глазах свет, который я хочу запомнить.
— Позволь мне. — Я торопливо дергаю за липучки, натягивая костюм, как будто он меня оскорбляет.
Она качает головой, борясь с улыбкой, и помогает мне, поднимая ноги, когда я нажимаю на ткань. Мои руки нагреваются там, где они задерживаются на ее коже.
Наши сопровождающие передают нам наши вещи, и мы направляемся к Wrangler.
— Это была одна из самых крутых вещей, которые я когда-либо делала. Мое сердце еще не успокоилось, а позвоночник покалывает, потому что, черт возьми, мы только что выпрыгнули из самолета! — Софи открывает пассажирскую дверь.
Я устраиваюсь на сиденье.
— Надеюсь, я не превратил тебя в адреналинового наркомана. Обнимашки, а не наркотики.
— Сомневаюсь, что ты жалуешься. — Софи удивляет меня, когда перелезает через центральную консоль и ставит колени по обе стороны от меня. Ее тело прижимается прямо к моему члену.
— Что ты делаешь? — я сглатываю.
— Меньше разговоров, больше поцелуев. — Ее губы прижимаются к моим.
Я обхватываю ее руками и притягиваю к себе, ее тело прижимается к моему. Наши языки сливаются, пока мы играем. Поцелуй первобытный, словно мы оба не можем удовлетворить этот голод между нами, как бы мы ни старались.