И вот я, во всей своей пухлой красе, стучу кулаком в дверь папиного кабинета. Несколько часов я думала о нашем разговоре, не в силах отойти от похмелья, пока отец злился на меня. Чувство вины делало меня беспокойной и раздражительной все утро.
— Входи, — доносится через дверь приглушенный голос отца.
Я делаю глубокий вдох, открывая глянцевую красную дверь, готовясь к его гневу.
Вместо этого на меня смотрят печальные глаза отца. Его уязвимость задевает меня, и в моих слезных каналах мгновенно собирается влага.
— Я знал, что ты рано или поздно появишься. Я думал, ты и часа не протянешь, прежде чем начнешь пытаться сказать что-то, насчет нашей ссоры Это заняло у тебя достаточно времени. — Он посылает мне колеблющуюся улыбку.
— Неужели я настолько предсказуема? — я стою рядом с его столом, устраняя расстояние между нами.
— Если бы ты задала мне этот вопрос вчера, я бы ответил «да». Но поскольку сегодня ты подставила меня под удар, я уже не так уверен.
— Ну, я подумала, что сезон стал скучным, когда Ноа побеждает, а ты правишь Формулой-1 с Бандини, и решила встряхнуть ситуацию.
Мой отец сдержал улыбку, сменив грустные глаза на теплые.
— Можно с уверенностью сказать, что именно это ты и сделала.
— Я не хотела врать тебе все это время. Я не знала, как сообщить тебе эту новость.
— Я не уверен, в ком больше разочарован. В тебе за то, что годами лгала о том, что тебе не нравится учиться, или в себе за то, что не замечал, как сильно ты это ненавидишь. Ты моя дочь, черт возьми. Я должен быть в состоянии понять, когда ты несчастна или расстроена.
— Ты был занят. Это понятно, когда у тебя есть Бандини, Ноа и Санти.
— Хватит оправдываться передо мной. — Он встал.
— Я ничего не могу с этим поделать. Я очень нежно отношусь к своему отцу.
Он притягивает меня к себе, чтобы обнять.