У меня отвисла челюсть.

― Оставшаяся часть? Но я не знаю, на какой срок.

Я подсчитываю в голове, гадая, кто мог бы пожертвовать столько денег. Единственный человек, которого я считаю достаточно хитрым, чтобы осуществить этот план, ― один из самых богатых некоролевских граждан Лондона.

Тот самый, который разбил мне сердце всего несколько недель назад.

Я провожу трясущейся рукой по рту, обрабатывая разбивку гонораров, которую показывает мне менеджер. Когда я спрашиваю, кто пожертвовал средства, он отвечает, что не может сказать.

Зачем Джакс это сделал? Зачем ему помогать мне после того, как он сказал, что не хочет иметь со мной ничего общего? Такой вид пожертвований ― это не то, что делают люди, которые не хотят больше никого видеть.

Единственный вопрос, который постоянно всплывает в моей голове, ― почему?

Почему?

Почему ему все еще не все равно?

Почему он отпустил меня?

Почему он не любил меня настолько, чтобы разделить со мной свою ношу?

Я прощаюсь с менеджером и поднимаюсь по ступенькам, чтобы навестить бабушку. Ее хрупкое тело опускается на кровать. Мне больно видеть ее впалые щеки и запавшие глаза, когда она смотрит на меня блестящими зрачками.

Я занимаю свое обычное место рядом с ней и беру ее руку в свою.

― Hola. (прим. пер. Привет.)