Что между вами произошло? Между тобой и отцом? – нарушил я многолетнюю договоренность не говорить о прошлом друг друга. И, к моему удивлению, она ответила:
– Он жесткий деспотичный человек и одновременно слабый.
Он жесткий деспотичный человек и одновременно слабый.
– Что это значит?
Что это значит?
Она долго молчала, словно сражаясь сама с собой. Ее подрагивающие тонкие пальцы снова сжали злосчастный кулон.
Она долго молчала, словно сражаясь сама с собой. Ее подрагивающие тонкие пальцы снова сжали злосчастный кулон.
– Его подарил мне отец, – едва различимо произнесла Мириам. – Чтобы защитить.
Его подарил мне отец, – едва различимо произнесла Мириам. – Чтобы защитить.
– От кого защитить?
От кого защитить?
– От зла.
От зла.
– Черт, малыш, ну от какого зла? – Я начал злиться. Не на нее, ни в коем случае не на Мириам, а на того, кто засунул в ее голову весь этот бред. Конечно, как еще удержать ребенка под своим влиянием? Запугать страшилками, повредив тем самым неокрепшую психику, и выставить себя единственным спасителем.
Черт, малыш, ну от какого зла? – Я начал злиться. Не на нее, ни в коем случае не на Мириам, а на того, кто засунул в ее голову весь этот бред. Конечно, как еще удержать ребенка под своим влиянием? Запугать страшилками, повредив тем самым неокрепшую психику, и выставить себя единственным спасителем.
– Тебе не понять…
Тебе не понять…
– Конечно мне не понять, – огрызнулся я. – Ладно. Тогда за что ты его ненавидишь? Почему боишься даже имя его произнести?
Конечно мне не понять, – огрызнулся я. – Ладно. Тогда за что ты его ненавидишь? Почему боишься даже имя его произнести?
– Потому что два раза в год он заставлял меня снимать крест, – пробормотала Мириам, и меня бросило в холодный пот. Да, именно тогда я начал догадываться, что за словами жены скрывается нечто чудовищное, но не имеющее никакого отношения к мистике или колдовству.