После каждого избиения я закрывалась всё больше и больше. Я засовывала обиду всё глубже и глубже. По правде говоря, я только дневнику доверяла истинный масштаб бедствия. Ни маме, ни тем более Картеру, не рассказывала, что чувствовала на самом деле. Только бумага могла стерпеть весь кошмар, творящийся у меня на душе. Только там записаны абсолютно все отцовские унижения. С первого по последнего.
Когда отец забирал меня из больницы, врач категорически не хотела отпускать, объясняя ему, что всё лечение проплачено одним молодым человеком и ему не о чем беспокоиться. Что мне необходима медицинская помощь. Что у меня не очень хорошие показатели крови. Что у меня серьёзное сотрясение мозга и мне нужно наблюдение. Но ему было всё равно на моё состояние. У него в глазах застыла безжалостность и желание отомстить за нападение на него.
Когда я узнала, что он обратился в полицию с обвинениями в сторону Трэвиса, то мой затуманенный разум отказывался воспринимать истинный масштаб катастрофы. Но проведя два дня дома, я осознала абсолютно всё. Начиная с методов нашего воспитания и заканчивая своим отражением в зеркале. Я поняла, что отец сделал свой выбор. Он не хотел меняться. Он прогрессировал со своими демонами. Он пошёл дальше, чем варварские особенности его поведения. Он стремительно гнал в сторону точки невозврата. Хотя для меня это точка уже наступила.
Я не дам показаний против Трэвиса. Он не сядет по лжесвидетельствам моего отца. Как говорил Трэвис: «Не в мою смену».
Я тоже сделала свой выбор. Он непростой, а с другой стороны, очевидный. Я была жертвой, хотя ненавидела это слово всей душой. Ненавидела жалость и снисхождение. Ненавидела быть обязанной и зависимой. Но я больше не могла быть молчаливой невидимкой.
Хватит. Надоело. Я есть. Я существую. Я всё ещё живу и дышу.
А значит, я просто обязана дать настоящий отпор тому, кто загнал меня в угол. По-настоящему загнал. Я столько молчала, а теперь ещё и должна была соврать, чтобы мой отец и дальше мог издеваться надо мной?! Он серьёзно думал, что я пойду на поводу у его демонов?! Он реально верил, что я марионетка в его руках?! Он действительно был уверен в собственной правоте и безнаказанности?!
Что ж… Ему же хуже. Падать будет больно, но ничего, переживёт. Я же справилась со всеми его ударами. Значит и он выдержит один мой. Зато какой.
Подойдя к полицейскому участку, я ощутила какую-то свободу. Как при управлении ракетой Трэвиса, почувствовала, что всё в моих руках.
— Добрый вечер, я бы хотела написать заявление, — обратилась к одному полицейскому, сидевшему за столом, который показался мне смутно знакомым.