— Прошу, дайте мне закончить! Я не собираюсь посвящать вас в свои прошлые грехи. Вы должны понять, что сделало меня таким жестоким, а иногда и безжалостным… Я пил сверх всякой меры, причем годами! И ненавидел отца. После его смерти я словно заново родился!

Мужчина сжал кулаки, скрипнул зубами.

— Ужасная трагедия случилась в этом доме — настолько ужасная, что я иногда думаю, а не сжечь ли Понриан ко всем чертям… Мне тогда едва исполнилось четырнадцать. Мама подружилась с Базилем Дрюжоном, вашим жильцом, вскоре после того, как тот поселился в долине. Я хорошо ее знаю, поэтому уверен, что между ними не было ничего предосудительного: он брал почитать книги из нашей библиотеки, и встречались они исключительно на дороге, той, что ближе всего к скалам. Но отец счел себя оскорбленным. К несчастью, вскоре мама забеременела. Родилась сестра… Она была совсем крошечная, хрупкая — не ребенок, а куколка! Я не мог на нее насмотреться, мечтал, как буду учить ее ходить, удить рыбу в речке. Собирался вырастить для нее пони…

В серьезном голосе Фредерика девушка уловила надрыв. Он резко встал, плеснул в бокал коньяку.

— Это мне поможет, — извинился мужчина. — Мне очень трудно вспоминать то время. В общем, я полюбил сестру всем сердцем. С ее появлением дом перестал казаться мне таким тихим и неприветливым. В те две недели, которые она жила в Понриане, я по двадцать раз на дню склонялся над ее колыбелью. И малышка уже начала хватать меня за палец… Я ее любил. Что же произошло тем вечером? Прошли годы, прежде чем я понял. Отец считал, что девочка — плод адюльтера. Мама, естественно, отрицала это, но уж если он что-то брал в голову, переубедить его было невозможно. Вот и в тот день отец напился — он не мог идти ровно и часто спотыкался. В шесть вечера он позвал меня и приказал ехать за священником в Вёй. Мол, Дениз вот-вот умрет, и ее нужно соборовать. Бертран в то время гостил у кузенов, ему было всего одиннадцать. Как я испугался за сестру! Не мог поверить, что она нас покинет… Я оседлал самую быструю лошадь в конюшне. Кюре я привез, посадив к себе за спину. Он вошел в мамину спальню и пробыл там минут десять, не больше. Я ждал у двери, поэтому до сих пор помню лицо этого человека, белое как мел. Я предложил отвезти его домой, но кюре сказал, что лучше пройдется, при том, что близилась ночь и на дворе был декабрь. Я не смел постучать, просто стоял и терзался ожиданием. Я не хотел потерять свою Дениз! Прошло два часа. Пернелль тоже беспокоилась, слонялась по коридору. Вид у нее был странный.