- Ты не была беременна, Мадлен, - прошептала Адела. - Невозможно это скрыть!

- Еще как можно, госпожа. Когда уже трудно было скрыть, я на два месяца отлучилась из замка - поехала к тетке. Ребенка родила там, в маленьком местечке под Руйяком. Повитуха его и окрестила, потому что родился весь синий. Я нарекла его Жюстеном - с намеком на справедливость[57], которой на этом свете не дождешься. По крайней мере мы, простая прислуга…

Мысли у Аделы путались, однако она вспомнила, что Мадлен действительно ненадолго уезжала - в то время, когда в замке бог знает что творилось.

«Катрин как раз начала встречаться с Гийомом, влюбилась, но Гуго не позволял им обручиться, а однажды ночью даже попытался… Нет, я, конечно же, все это напридумывала!»

Глаза у нее закрывались, стало не хватать воздуха. Мадлен исподтишка наблюдала за ней и… улыбалась.

- Смотрю, к вам возвращается память! Тогда, милая хозяюшка, слушайте дальше. Мальчишку своего я привезла в замок, когда ему исполнилось два годика. Я его не любила, хуже - ненавидела. Так он и вырос там, под крышей, а если ненароком шумел, я его наказывала. А потом дала себе зарок - все рассказать хозяину, когда придет время. Вся округа знает, как мсье Ларош мечтал о сыне, наследнике. А он, представьте, все время был у него под рукой! Поместье со всеми землями и виноградниками - все достанется ему, а не вашей маленькой ломаке Элизабет!

- Замолчи! - взмолилась Адела. - Сжалься надо мной! Замолчи и выйди из комнаты. Не хочу больше это слушать. Хватит, Мадлен!

Она хрипло застонала: в миг прояснения сознания она поняла, что все сказанное Мадлен - правда. К Жюстену, когда он только-только «приехал» работать в Гервиль, она отнеслась равнодушно, но со временем его оценила.

«Хороший, добрый парень с массой других достоинств, - думала Адела. - И похож на Гуго… Как я раньше этого не замечала? Господи, выходит, он - сводный брат Катрин! Но что со мной? Мне плохо…»

Она задыхалась, грудь словно сжало тисками. Кровь отлила от лица, черты исказились. По телу прошла судорога, такая сильная, что опрокинулся и упал поднос. Мадлен встала со стула, вернула его на место, и все это - не сводя глаз с агонизирующей хозяйки. И как только та замерла с открытым ртом, она выбежала в коридор, вопя:

- На помощь! Господи, боже! С мадам плохо! Помогите же кто нибудь!

Прибежал Гуго Ларош. Он как раз одевался, и потому на нем были только штаны для верховой езды и нательная майка. Бонни проснулась от криков, надела фланелевый пеньюар и, забыв снять ночной чепец, помчалась на зов.