- Я ее видела, Жюстен: она лежала на кровати с закатившимися глазами. Страшное зрелище!

- Теперь понятно, почему ты такая потерянная, моя крошка Элизабет! Твоя бабушка слабела на глазах, и этого, увы, следовало ожидать. Не плачь, моя хорошая! Не плачь! - нежно стал он ее утешать.

Жюстен обнял ее и стал баюкать. Потом наклонился, чтобы поцеловать, в надежде успокоить, однако Элизабет резко его оттолкнула.

- С этим покончено, Жюстен! Никаких больше поцелуев и объятий между нами, и это разбивает мне сердце! Благодарение Богу, ты не воспользовался моей слабостью, а мог бы…

Потрясенный, он отшатнулся. На протяжении многих дней, недель их привязанность крепла в полнейшей тайне - по крайней мере, они сами так думали. Жюстен перестал обращаться к девушке на «вы», и это окончательно разрушило все социальные препоны между ними.

Перед посторонними они с удовольствием разыгрывали комедию: он называл ее исключительно «мадемуазель» и относился к ней с большим почтением; она говорила с ним свысока. Введенный в заблуждение Гуго Ларош даже стал отправлять Жюстена с внучкой на конные прогулки в качестве сопровождающего.

А они не упускали шанса остановиться ненадолго у реки, чтобы свободно поболтать, а потом и обменяться поцелуями, робкими ласками.

- Что ты этим хочешь сказать, Элизабет? - спросил молодой конюх. - Ты передумала? Наверное, из-за своего американца? Будь честной! Ты ведь говорила столько раз, что не видишься с ним и ничего к нему не испытываешь!

Элизабет, заламывая руки, оперлась о дверцу, ведущую в денник. Для нее было невыносимо сказать ему то, что она узнала.

- Дело совсем не в Ричарде. Ты - брат моей мамы, точнее, ее сводный брат. И мы не сможем пожениться после моего совершеннолетия.

- Элизабет, что за глупости ты несешь?

- Глупости? Сегодня утром я случайно подслушала обрывки разговора в бабушкиной спальне. С ней была Мадлен. С тех пор как бабушка заболела, она всегда приносила ей завтрак. Мне захотелось поздороваться с бабушкой, поэтому я встала, подошла к двери, которая разделяет наши комнаты, взялась за дверную ручку… и тут услышала такое, что решила остаться и послушать, что она еще скажет. Если бы я вошла, Мадлен бы умолкла, это точно, и я бы ничего не узнала! Она рассказывала бабушке, что родила тебя от ее мужа и ты, в общем-то, настоящий наследник поместья. Меня она обозвала маленькой ломакой. А потом загремел, падая, поднос, послышался ужасный стон. Мадлен, эта ведьма, выбежала с криками в коридор. А я бросилась к бабушке, но она уже была мертва.

Элизабет дрожала всем телом - от холода и нервного напряжения. В длинной белой ночной рубашке она была похожа на испуганного ребенка.