Это признание она сделала едва слышным шепотом.
- Я благодарю за это Небеса, Элизабет, потому что инцест - одно из тягчайших прегрешений. А сейчас поезжай и передай Аделе, если, конечно, она способна слышать, что я молюсь за нее всей душой. И будь очень осторожна. О Мадлен в окрестностях чего только не болтают.
Элизабет пообещала быть осторожной и вышла из дома Дюкенов с тяжелым сердцем. А впереди была еще одна, решающая битва.
«Мадлен должна уйти, - мысленно твердила она. - Бонни поможет мне это устроить. Я знаю, как изобличить эту мерзавку!»
Она пустила лошадь галопом по дороге вдоль Шаранты. Над зеленой речной водой, подсвеченной бледными лучами солнца, парили клоки тумана.
«Не могу сказать наверняка, мадемуазель, - шепнула ей на ушко гувернантка еще вчера, у кровати больной. - Я неплохо разбираюсь в травах и вдруг подумала, что, если мадам Ларош приняла какое-то снадобье на основе наперстянки, это могло вызвать сердечный приступ. Чудо, что она не умерла!»
Эта мысль не шла у юной наездницы из головы.
Замок Гервиль, в тот же вечер
Гуго Ларош не ужинал в столовой с того дня, как его супруга чуть не умерла. Сегодня Элизабет попросила его составить ей компанию, и он с радостью согласился: приятно хотя бы ненадолго вернуться к нормальной жизни…
Он понятия не имел, что задумали его внучка и Бонни, дабы на весь день выдворить Мадлен из комнаты Аделы в кухню. В доме Ларошей прислуга повиновалась беспрекословно, и Жермен было приказано самостоятельно приготовить еду для хворающей госпожи.
Мадлен получила распоряжение особого рода: Элизабет попросила подать к ужину блюдо из летних трюфелей и утиного филе, которое только та умела готовить. Следует отметить, что со вчерашнего дня юная госпожа и домоправительница друг друга сторонились.
«Знать бы, подслушивала дрянная девчонка под дверью или нет! - тревожилась одна. Нет, конечно, иначе давно бы уже донесла хозяину…»
«Неужели она и правда преступница? - спрашивала себя другая. - Она вправе требовать справедливости для Жюстена, если он ее сын, но зачем убивать бабушку?»
Внутреннее напряжение никак не отражалось на красивом, с нежной, как персик, кожей, личике Элизабет. К ужину она надела чудесное летнее платье из сиреневого шелка, фасон которого подчеркивал ее грудь и тонкую талию.
- Дитя мое, ты сегодня очаровательна, - похвалил ее Ларош. - Видеть тебя такой элегантной - большое утешение.