- Они обе такие милые! Наверняка расстроятся, - сокрушалась Бонни. - И так вас любят!
- Мне очень жаль, но выбора у меня нет! Монстр, породивший мою любимую мамочку, вернется этой ночью, завтра или послезавтра, но обязательно вернется. Такие, как он, бездушные негодяи всегда возвращаются в логово, и если мы с ним столкнемся лицом к лицу, я его убью! Стрелять из ружья он меня научил.
Элизабет стиснула зубы, и дыхание ее стало прерывистым. Гувернантка в панике схватилась за саквояжи. Драгоценности и деньги она спрятала в хозяйском, под нательным бельем Элизабет.
- Мадемуазель, лучше бы нам поторопиться! - сказала она.
На дороге в Монтиньяк, через десять минут
Лошади, возбужденные непривычным выездом ночью и прохладой, скакали так быстро, что фаэтон, казалось, летел над дорогой, а не катился по ней. Жан, правивший экипажем, то и дело натягивал поводья, чтобы их попридержать. Он по просьбе племянницы без возражений сел на место возницы. Разумеется, и краткий сбивчивый рассказ Ричарда сделал свое дело.
Американец в задумчивости обнимал Элизабет. Молодая женщина была непривычно молчалива. Голову она устало пристроила у него на плече, и ее жених это оценил.
Бонни, крепко держась за дверцу, разговаривала со своим суженым. Из-за стука колес и лошадиного топота ей приходилось повышать голос.
- Ты все правильно понял, Жан! Мы уезжаем в Нью-Йорк. Прости, что дала тебе ложные надежды, но так будет лучше. Ты встретишь другую, моложе и красивее меня, а я - я не могу оставить мадемуазель Элизабет.
Жан Дюкен обернулся с улыбкой на обаятельном лице, несмотря на всю серьезность ситуации.