— Взорвалось? — спросила она, поднимаясь на цыпочки, чтобы достать с верхней полки большую неглубокую миску. — Или он все испортил?

Лукас поставил передо мной бокал вина.

— Знаешь, Миа, это может быть что-то вроде личного дела, — сказал он жене.

Она обернулась, и бросила на него неодобрительный взгляд.

— Девушки любят говорить о таких вещах. Уходи, если не хочешь об этом слышать.

Он поднял обе руки.

— Я в порядке, если Эмми в порядке.

— Я в порядке, — вздохнула я. — Я имею в виду, что не против поговорить об этом. Я все еще не отошла от разрыва. Отвечая на твой вопрос, да, он все испортил. Думаю, мы стали слишком близки для его комфорта.

Лукас прислонился спиной к стойке, держа в руке бокал с вином, и кивнул.

— Звучит как типичный поступок парня.

Миа вылила все, что разогрела, в миску и взяла ложку из ящика, закрыв ящик бедром.

— Дорогой, нарежь, пожалуйста, багет на стойке, — попросила она Лукаса.

— Конечно.

— Так ты думаешь, он специально все испортил? — она поставила передо мной миску и ложку. — Вот. Говяжий бургиньон лечит все.

Я вдохнула ароматное, исходящее паром рагу, и у меня потекли слюнки.

— Возможно, ты права. Запах невероятный.

Миа улыбнулась, и подняла свой бокал.

— Приятного аппетита.

Я взяла ложку, и принялась за еду, рассказывая им все в подробностях — насколько осторожной, как мне казалось, я была; как замечательно видеть, как Нейт взрослеет и начинает любить свою маленькую дочь; как на меня подействовали изменения в нем; как изучение истории его семьи и посещение дома его детства открыли так много нового о его эмоциональном облике. Они задумчиво слушали, сочувственно комментировали, наливали еще вина.

— Но в итоге либо он совсем не изменился, и я увидела только то, что хотела увидеть, либо он испугался, и решил закончить отношения, пока они не зашли дальше, — я протерла дно своей миски кусочком хлеба.