Двадцать лет, двадцать лет назад… Догадка морозом прошла по хребту, вылилась на голову ушатом, да какое там, целой ванной холодной воды. Видимо, мы с Юлькой такие разные, вовсе не потому что я похожа на бабушку Машу, а Юлька на бабушку Наташу. Причина в том, что двадцать лет назад мама изменила отцу. А холод все продолжал распространяться по телу. Господи, какой ужас, это катастрофа для нашей семьи. Теперь понятно, почему отец ни слова не хочет слышать о Юльке, отчего мама так убивается… Это вовсе не банальная измена из-за женского страха перед надвигающейся старостью, а ужасная ложь, чудовищное предательство всего того, что свято для настоящего мужчины.

В отчаянье схватилась за волосы.

– Мама, что же ты наделала?! Как ты могла такое сотворить?! Бедный отец… Мама, это же кошмар!..

Родительница вздрагивала от моих слов, будто они имели физическую силу. А слезы все бежали и бежали из родных глаз… и я тоже ревела в три ручья.

– Таня, а что мне было делать?! Вадим уехал в Москву, ему опять предложили главную роль в кино. Я вообще сначала не знала, от кого ребенок… А потом?! Как бы я прожила одна с двумя маленькими детьми?! Что бы смогла вам дать?! И знаешь, в то время, смотря, как папа с вами возится, пеленки стирает, тебе книжки читает, я поняла, что такое настоящяя любовь… Это вовсе не ураган в голове и теле, нет, настоящая любовь – это постоянная теплота в сердце. Я любила папу, Таня, иначе мы бы не прожили столько лет счастливо, сейчас тоже люблю, и потом, после этого помутнения рассудка с Вадимом двадцать лет ему верность хранила. Вот скажи, что мне было делать, Таня?!

– Я не знаю! – слезы продолжали течь по щекам. – Но не так… Ты поступила слишком подло, мама. Надо было рассказать правду папе и умолять его простить. Меня бы он никогда не бросил… глядишь, постепенно оттаял бы.

Холодок все бежал и бежал по телу… Господи, нашу семью разделила пропасть, пропасть, которую сотворила мама двадцать лет тому назад. Мне плохо, внутри все ломалось, я через себя пропускала папину боль, ужасно узнать, что все самое важное для тебя, ради которого ты, не раздумывая, отдал бы свою жизнь, зиждилось на обмане, а любимая женщина всю жизнь тебе лгала, принимая за дурака. Нет, тут ничего не склеишь, не приладишь, это не осколки, это пыль.

– Он не простит, не сможет простить, – рыдала мама, и, зная отца, я была с ней согласна. – Ты бы не простила, Таня?!

– Мам, я не знаю. Все очень сложно и болезненно. Представь, что какая-то женщина так поступила бы с твоим сыном?

Родные глаза потухли, губы который раз горько скривились.