— Да не говори ерунды, — отмахивается подруга, — а Марк знает, что ты сюда попала?
Вот эта тема еще хуже той, что про таблетки.
— Нет, не знает, — отвечаю тихо, — и, думаю, ему все равно. В сущности, я полагаю, что мы расстались.
— Расстались? — вновь вскрикивает Ирка, — но как это расстались?
— Как все, — отрезаю я, нервно сглатывая подкатывающие слезы.
— Это ты из-за него что ли? Ну, с таблетками?
— Ир, я же сказала, что ничего я не глотала! И, разумеется, никакого суицида не планировала.
— А почему расстались? — спрашивает Ира, когда осмыслила мои слова.
Набираю в грудь побольше воздуха, в попытке утрамбовать не сдающуюся волну слез, и отвечаю, срывающимся голосом:
— Я накосячила. И думаю, он не простит. Я бы не простила, — вот черт, слеза все же катится по щеке, и Ирка замечает ее прежде, чем успеваю смахнуть.
— Вер, ну ты чего, — тут же начинает причитать она, чем выводит меня на новые слезы, — ну Вер…
— Сейчас, — говорю тихо и пытаюсь успокоиться: задерживаю дыхание, чтобы не допустить истерики, затем несколько раз глубоко вдыхаю, стираю мокрые дорожки с щек и лишь после этого продолжаю, — все нормально.
А потом меня прорывает — как на духу выкладываю Ирке все, что натворила. Рассказываю и о нашем с Марком договоре, ловко мной изобретенном, и о Димке, которого выдавала за своего парня.
— Но зачем? — недоуменно спрашивает она, когда я заканчиваю рассказ.
— Потому что не умею быть счастливой! — признаюсь, едва произнося слова от неконтролируемых всхлипов, — уцепилась, дура, за прошлое, за его детские придирки, и захотела отомстить. Решила, что вот и мое время настало над ним издеваться.
— Но ведь ты его любишь, Вер? Любишь же? — спрашивает подруга с такой надеждой, будто речь идет о ее собственной жизни.
— Люблю, — тихо отвечаю, стирая слезинки, бегущие одна за другой, — очень сильно люблю. Только поняла это слишком поздно.
— Вер, Верочка, да простит он, вот увидишь. Если любит, то обязательно простит! Может быть Егора попросить с ним поговорить?
— Нет, зачем это нужно? Только Егору не хватало разбираться с моими косяками.
— Все наладится! — твердо заявляет Ирка, — вот увидишь, что наладится.