Замечаю, что после всех процедур и манипуляций, меня, наконец, тянет в туалет. Когда на вопрос медсестры перед вечерним обходом я даю утвердительный ответ, она кивает и, кажется, облегченно выдыхает, а когда замечает пустую тарелку на тумбочке, даже улыбается. Приятно чувствовать, что хотя бы кто-то так переживает за меня, удивляет лишь, что это совсем чужой человек.

Нет, разумеется, есть еще папа. Он звонит после работы, извиняется, что не успевает зайти до прекращения приемных часов, но обещает непременно прийти с утра. А совсем перед сном приходит сообщение и от Ирки — она тоже переживает, желает здоровья и пишет кучу приятностей. Неожиданно приходит сообщение и от Мартынова. Сухое, конечно, и, вероятно написанное под Иркиным пристальным руководством, но настроение мне оно поднимает. От Марка только по-прежнему ни слова, и это подвешенное состояние давит тяжелым грузом.

На ночь меня пичкают целой горой разнообразных таблеток для поднятия уровня калия и магния, работы почек, сердца и многого другого, и пол ночи я провожу гоняясь до туалета. Вместе с тем спадает и отечность в руках и ногах, и даже кожу на лице больше не стягивает.

Единственное, что мне стало совсем непонятно, так это зачем мерить температуру в пять утра? Почему это важно делать именно в это время, ведь обход врача назначен на девять. Но сонной и усталой после ночной беготни мне подсовывают градусник, а потом приходят снова, чтобы забрать обратно. И все это сопровождается громким хлопаньем двери и злит каждый раз, когда, едва провалившись в сон, меня из него грубо выдергивают.

В восемь утра надежды поспать не осталось вовсе. За полчаса до того у меня пришли брать кровь, потом растолкали и вынудили идти в туалет и собирать другой анализ. Потом привезли очередную порцию таблеток. И вот когда все процедуры пройдены, анализы сданы и, казалось бы, можно поспать, начинают настырно звать на завтрак, ведь привилегии первого дня, когда еду услужливо приносили в палату, закончились. И с едой меня достают с особенным энтузиазмом. Поэтому, когда я злая и не выспавшаяся, похожая на сторожевую собаку, готовую сорваться на любого прохожего, прихожу в столовую, и мне вручают тарелку манной каши, покрытой тонкой пленкой, внутри просыпается искреннее желание надеть эту самую тарелку на голову поварихе.

К девяти приходит доктор, проводит осмотр, задает типичные вопросы и удовлетворенный и моим состоянием, и ответами, уходит, а его место занимает папа.

— Мама вчера звонила, — осторожно говорит он после обмена приветствиями, — сказала, что ты в плохом настроении.