— Ты подорвалась и оставила чертов штат, и никто не мог сказать мне, куда ты уехала.

— У тебя нет никакого права знать, что я делаю, Адам. Как ты не понимаешь этого? — выпалила она в ответ. — Хотя нет. Не понимай дальше. Ты, очевидно, не можешь. Я хочу, чтобы ты больше мне не звонил.

— Ты так не думаешь. — Он смягчил тон. — Да ладно, Джулия. Ты мне все еще не безразлична, я беспокоюсь о тебе.

Отвернувшись от дверей, она сделала глубокий успокаивающий вдох, чтобы не начать ругаться во весь голос.

— Я желаю тебе всего самого наилучшего, Адам, всегда желала, но ты мне безразличен и я не хочу думать о тебе. Наши жизни теперь полностью разделены. Я не хочу тебя больше слышать, я серьезно.

Адам замолчал.

Ее сердце учащенно билось.

— Если ты будешь продолжать звонить мне, это домогательства, и я предъявлю обвинения.

Было слышно, как у него перехватило дыхание.

— Ты сделаешь это со мной? Зная, что это значит для моей работы?

— Да, потому что ты сам делаешь это с собой. — Она расправила плечи. — Позвони мне еще раз, и я не только предъявлю обвинения, но и позвоню твоей жене. Я это сделаю. Все, разговор окончен.

Джулия прервала звонок, оборвав все, что он мог бы ей ответить, потому что слова были не важны. Ее сердце все еще бешено стучало, когда она ждала, что телефон позвонит снова.

Но он не позвонил.

Телефон молчал.

Значительно позже Джулия лежала в постели, простыня и одеяло перекрутились вокруг ее ног, пока она смотрела на гудящий вентилятор на потолке.

Она не могла заснуть.

Ее голова не отключалась. Проблема была в том, что она даже не думала о тех вещах, о которых могла бы: о Мадлен, обеде с Дэниелом, телефонном звонке Адама. Она смогла не думать об ужине и о том, что Люциан сказал ей прошлой ночью, но теперь… Ее приоритеты полностью сместились, потому что каждые несколько секунд, крутясь с боку на бок, она думала о нем.

Когда его рука прошлась этим днем по ее заднице, ей следовало бы оскорбиться. Проклятье, ей следовало бы оскорбляться постоянно в присутствии Люциана. Но она этого не делала. Ее тело мгновенно отвечало, жарко вспыхивая. Она находилась в состоянии постоянного возбуждения.

И до сих пор была чертовски возбуждена.

Джулия горела, будто в лихорадке, которую нельзя было вылечить аспирином или чем-то другим. Беспокойство поглотило ее, и она приподнялась, сбросив ноги с кровати. Правда была в том, что Джулия не просто думала о нем. Она пыталась собраться с духом сделать это.