Не спуская с нее взгляд, он потянулся и стащил свою перепачканную углем рубашку. Она уже видела его без рубашки, но каждый раз это было как в первый. Его тело впечатляло. Он расстегнул пуговицу, потом молнию, сбросил джинсы и облегающие темно-синие боксеры.
Джулия могла лишь смотреть во все глаза.
Каждый миллиметр Люциана завораживал. От всклокоченных золотисто-коричневых волос до этих широких скул и прекрасно оформленных губ, от четко обозначенных грудных мышц до рельефного живота. А когда взгляд Джулии скользнул ниже, она увидела, что и в остальном он так же идеален. Она видела четко обозначенные мышцы по бокам пресса, к которым хотела прикоснуться, слабую полоску чуть более темных волос, ведущую к… Боже правый.
Наслаждение гудело в ее жилах, когда она впервые разглядела то, что лишь мельком видела в коридоре. Он был… Боже, он был великолепен, и она даже не представляла, что с ним делать.
Люциан протянул руку.
С сердцем, бьющимся все сильнее с каждым ударом, она подошла к нему и вложила в нее свою ладонь. Он притянул ее, и первое соприкосновение их тел, грудь к груди, бедра к бедрам, когда между ними больше не было ничего, разогнало последние остатки связных мыслей.
Кончики пальцев Люциана пробежались от бедер по бокам вверх. Одна рука поймала копну волос и сжала ее. Он запрокинул ее голову. Когда он говорил, его губы танцевали над ее губами.
— Это уже лучше, чем чай, верно?
Джулия засмеялась, когда он скользнул рукой к затылку.
— Намного лучше.
— Я тебе говорил.
Затем его губы накрыли ее, пробуя и дразня, пока его язык бегал по линии ее рта. Он целовал ее, будто никогда не делал этого раньше, замедляясь до тех пор, пока она не открылась ему. Каким-то образом, она понятия не имела, как, целуя, он уложил ее на кровать. Он двигал ее, придерживая рукой под спину, поднимая дальше и не прерывая поцелуй.
Уложив ее посередине постели, он перекатился на колени и стал просто смотреть на нее.
Сердце Джулии начало стучать так быстро, что она испугалась сердечного приступа.
— Что… что ты делаешь?
— Запоминаю, как ты выглядишь прямо сейчас, чтобы я мог нарисовать тебя позже, — сказал он глубоким, хриплым голосом, от которого сжималось все внутри.
— Что?
Он провел пальцами по ее подбородку, затем по губам.
— Я нарисовал тебя.
— Ты нарисовал? — Ее переполнило удивление.