Он умирал.

Он потерял сестру. Потерял Джулию.

Горячая, красная ярость сочилась из каждой его поры. Он не думал, когда шагнул вперед и схватился за края одеяла.

Потянув за него и за простыни, он сорвал их с постели, бросив на пол.

Развернувшись, шагнул к телевизору. Схватил экран и потянул. Мускулы на руках и спине напряглись, когда крепление сорвало с болтов.

Ярость была мощным наркотиком. Люциан швырнул телевизор на пол, зубы скрипнули, когда экран треснул, а потом разлетелся на части.

Следом отправилось кресло, в стену рядом. Дыра, которую он пробил, абсолютно не помогла смирить ярость. Он шагнул к комоду.

Схватив деревянный ящик, он выдернул его. Кольца разлетелись по комнате, рассыпались по полу. Покатились сигары. Часы упали рядом с разбросанным бельем. Не те, которые носил его отец, а которые мать Люциана подарила ему когда-то на Рождество. Хотя его ублюдок отец никогда не носил их. Чертов ценник все еще висел на них, даже десять лет спустя.

Он снова развернулся к комоду, к аккуратной стопке книг и флаконам с одеколоном. Пройдясь рукой по крышке, он смел книги и флаконы. Звон стекла не успокоил его ярость.

Резкий запах хвои наполнил комнату, когда он схватил комод и опрокинул его. Ящики выпали, ударившись об пол. Он отступил, дрожа всем телом и тяжело дыша. Он хотел разнести комнату до основания, уничтожить мельчайшую частицу его отца.

— Люциан.

Каждый мускул в его теле оцепенел, когда он закрыл глаза.

Дерьмо. Он слышал голос Джулии. Он сошел с ума? Это имело смысл, учитывая обстоятельства.

— Люциан, — голос раздался снова. — Прошу.

Кожа его покрылась мурашками, он сжимал и разжимал кулаки, а затем медленно обернулся.

Джулия стояла в дверях, ее волосы падали свободными волнами вокруг бледного удивленного лица. Это была действительно она. Во плоти.

Девушка тяжело дышала. Она не должна быть тут. Боже, она должна быть далеко от него. Разве он не велел ей уехать?

Она с трудом вздохнула и шагнула вперед, остановившись, когда он напрягся.

— Что ты делаешь?