Одним запретным плодом.

«О да, мама».

— Время от времени, — я усмехнулся. — Мне стукнуло почти сорок, а не четырнадцать. Откуда это внезапное беспокойство?

— А разве мать не может волноваться о своем маленьком сыне?

Сарказм в ее голосе был таким явным, что уголок моих губ невольно дернулся.

— Не та мать, с которой я рос. Так что на самом деле тебя тревожит?

— Перри.

Мы остановились, и я выгнул бровь. Сегодня мама была так искусно накрашена, что казалась столь же молодой, как и мои сестры. Даже жаль, что ей больше никогда не познать любви. Несмотря на то, что она почти всегда демонстрировала ледяной характер, я знал, что ее сердце было разбито смертью отца пять лет назад. От такой потери никогда по-настоящему не восстанавливались.

Отчасти поэтому я так не любил сюда приезжать.

Тут повсюду жили воспоминания. Они возрождали чувства. И боль.

Хотя особняк Константинов нельзя было назвать типичным домом, но таковым он был для меня. Мои родители здесь любили меня и обожали, особенно отец. Но по мере того, как они все добавляли и добавляли детей в нашу семью, а я так и оставался старшим в иерархии, пришлось закалять себя перед определенными эмоциями. Перри, напротив, еще многому нужно было научиться, поскольку его чувства были подобны большой и мигающей неоновой вывеске, выставленной на всеобщее обозрение. Хотя даже Китон, самый молодой мужчина в нашей семье, унаследовал мамину выдержку и мог держать свое дерьмо под контролем.

— Вообще-то он молодец, — признал я. — Только не говори ему, что я это сказал.

Мама рассмеялась, на этот раз звонко, тепло и искренне.

— Ох, сынок, я не о работе. Клянусь, ты и правда думаешь только о ней.

Ей нравилось иногда журить меня за это, но на самом деле мама была довольна, что я смог безупречно перенять бразды правления и взять все в свои руки после гибели отца. Я стал единственным, кто мог держать поводок на этом живом, рычащем и извергавшем клубы дыма при дыхании огромном звере, который олицетворял наше почти безграничное состояние.

— Поддержание нашей империи занимает полный рабочий день, — я скосил на нее взгляд, отметив мелькнувшую в глазах матери вспышку боли. Мы с ней прекрасно знали, почему я управлял этой империей. Потому что он больше не мог. А мама предпочитала и дальше вести свои невинные игры, но все мы знали, кто из нас настоящий кукловод, стоявший за нашей фамилией. Мама любила тихо губить людей там, где я предпочитал выставлять все напоказ, подобно новому, сшитому на заказ костюму.

— Дело в его машине, — она разочарованно вздохнула. — Он так наивен, что даже не понимает, что делает.