Я бы хотел. Я бы хотел с ней абсолютно все, но кто же мне позволит?

– Я заберу Антона, – проговариваю вслух и заставляю себя шагнуть в сторону дивана, на котором мой сын лежит.

– Давай я сварю нам кофе, – слышу я от Кати. Слышу и не могу поверить.

Кажется, она и сама не может поверить.

По крайней мере, бледнеет уж больно резко, как будто только что сделала какую-то фатальную глупость.

Надо спросить её – серьезно ли она. Так правильно – дать ей шанс передумать, тем более, что он ей нужен. Вот только на язык нужные слова не ложатся категорически.

И пока я старательно их выталкиваю из темных своих недр наружу, Катерина только яростней смыкает губы, в одну алую прекрасную страдающую точку и отворачивается.

– Второй раз предлагать не буду, – бросает она через плечо. А затем чуть наклоняется над диваном, чтобы одним плавным движением накрыть Антоху по уши сбитым на край дивана пледом.

И кончик языка я прикусываю как-то сам по себе.

Следую за Катериной беззвучной голодной тенью. Кто бы что ни говорил, а уединения с ней я жажду проклятую вечность…

Уединения, правда, сразу не получается. На кухне моет измазанные кремом тарелки невозмутимая Катина мать.

– Добрый вечер, Юлий Владимирович.

– Добрый вечер, Татьяна Алексеевна.

Признаться, я ловлю странное какое-то дежавю, оказавшись под насмешливым прищуром темных карих глаз.

До чего же моя маленькая Холера похожа на свою мать. Просто мини-копия, снятая с прекрасного оригинала и отполированная во всех спорных местах…

– Катюша, домоешь тарелки сама? – дипломатично озадачивается женщина, и в этом вопросе звучит четкий намек. И Катя его прекрасно слышит, кажется – даже искушается избежать момента наедине, но…

– Да, конечно.

Пусть вымученно, но она все-таки выдавливает эти слова из себя вкупе с невеселой улыбкой. Так явно видно, что она переступает через себя. Соглашается на все через силу. Но все-таки соглашается!

– Садись, – Катя кивает мне в сторону ярко-оранжевого кухонного дивана, а сама отворачивается к кофеварке, отгораживаясь от меня напряженными лопатками.

– Я лучше постою, – покачиваю головой, прислоняясь бедром к подоконнику, – у меня так вид лучше.