Ролло оглянулся. Девушка ехала, почти повиснув на луке седла. Почувствовав его взгляд, Эмма надменно вскинула подбородок и постаралась выпрямить спину, сцепив зубы, чтобы удержать стон. Упрямая девка, пропади она пропадом! Не нужна она Атли. Лучше и в самом деле отделаться от нее, сплавив зеленоглазому берсерку, который, похоже, не вызывает у нее такого отвращения, как он сам. От последней мысли Ролло почувствовал злость. Отвернувшись, он хлестнул коня, убыстряя ход.

Лошадь Эммы рванулась следом, и ей едва удалось сдержать ее – иначе она могла бы вылететь из седла. До чего же езда на этих упрямых созданиях отличалась от спокойной трусцы послушных мулов! Девушка дала себе клятву, что если останется жива, что было сомнительно, то непременно научится как следует ездить верхом. Пока же она неслась следом за жеребцами Герика и Ролло, вцепившись в холку кобылы и сжимая зубы, чтобы не застонать от боли в седалище и бедрах, от нестерпимой ломоты в пояснице.

Ближе к вечеру местность стала более обжитой. Попадались сторожевые вышки норманнов, селения, в которых бродили мрачные, изможденные люди. Рахитичные дети с раздутыми от голода животами цеплялись за юбки матерей – бесполых существ неопределенного возраста. Мужчины молча снимали колпаки перед норманнами. В одном из таких селений отряд остановился на ночевку. Эмма долго от боли не решалась сойти с седла, а когда все же осмелилась, то едва не упала. Ее подхватили чьи-то сильные руки. Эмма вздрогнула, поняв, что это Герик, но без сил уронила голову ему на плечо. Он подхватил ее на руки и внес в хижину. Девушка была так утомлена, что не возражала, когда он уложил ее на покрытые овчиной нары. Датчанин шутя обратился к ней, но она только полусонно улыбалась в ответ. В этот миг пламя чадящего светильника заколебалось, и она увидела, как, подняв занавешивающую дверной проем шкуру, в хижину вступил огромный силуэт Ролло. Эмма невольно приподнялась на локтях. Викинги о чем-то заговорили – громко, словно бранясь. Потом Герик засмеялся, и они вышли. Эмма уронила голову на овчину в изголовье и провалилась в сон.

Только проснувшись следующим утром, она огляделась. В хижине стоял полумрак. Свет сочился лишь через дверной проем с откинутым пологом. В нос бил тяжелый смрад. Повернув голову, девушка увидела за дощатой перегородкой корову. Двое голых ребятишек играли засохшим пометом прямо у ее ног, и корова задумчиво лизала голову одного из них. У двери на земле сидела женщина, кормя грудью третьего ребенка. Лицо ее было отрешенным, словно в забытьи.