Нуто ударил по барабанам ― и это было так красиво и завораживающе, что описать не находилось подходящих слов. Он был ещё мал, но его способности казались невероятными. Этот любопытный и очень забавный мальчик играл так мощно и красиво, что все великие музыканты, вне всякого сомнения, восхитились бы его талантом.

— Как насчет танца с Вождем? ― Кваху стоял рядом со своей женой, с нежностью и любовью в глазах протягивая ей свою руку.

Алита немного помолчала, словно пыталась понять значение его слов, а затем её глаза расширились, а лицо залилось краской.

— Мы не можем…

— Раньше ты никогда не отказывала мне в этом, ― улыбнулся Вождь.

— Да, ― шепотом ответила она, ― потому что раньше мы делали это наедине и за запертой дверью. Племя не поймет этого…

— Племя видело и не такое, ― усмехнулся Кваху, а затем, не дождавшись ответа, взял её за руку и слегка потянул, осторожно, но властно привлекая к себе. ― Теперь они должны узнать, что, похитив моё Чанте, жена сделала их Вождя безумцем.

Алита предприняла лишь одну единственную попытку отстраниться, но он не позволил ей и лишь крепче прижал к себе. Чувственные звуки флейты заставили её сдаться. Она расслабилась, а затем положила голову ему на грудь.

Я никогда не думала, что увижу столь сильную любовь и преданность. Несмотря на то, что сиуанцы были старинным племени, почитающем свои традиции, и даже на то, что будучи Великим Вождем, Кваху должен был всячески пресекать любое влияние иной культуры на их жизнь, он позволял прекрасным обычаям других народов проникать в их сердца. Брал лучшее, что существовало в других мирах этой Земли, и строил свой собственный, свой маленький рай.

Закрыла глаза, стараясь насладиться каждой секундой божественной музыки, ощутить её биением своего пульса. Что может быть прекраснее, чем чувствовать, что тебя так сильно любят? Что ты необходима кому―то настолько, что этот человек готов разрушить все условности и отодвинуть все границы, только бы быть рядом с тобой?

Дать понять, что ты ― единственная, о ком он думает.

Ощутив легкое покалывание на коже, затаила дыхание и, почувствовав знакомый дурманящий запах, медленно открыла глаза. Его синие глубины уже в который раз давали мне понять, что утонуть можно не только буквально, не только в океане, море или реке, и что есть погибель, которую желаешь отчаянно, страстно, на грани безумия. С каждым новым вздохом всё сильнее лишаясь рассудка.

Дарен сидел на корточках в нескольких ничтожных дюймах, заставляя сердце колотиться с такой бешеной скоростью, что сказать, что оно сейчас «вот―вот выпрыгнет» было бы, наверное, очень поздно и совершенно неверно. Ведь оно уже находилось не в моей груди, потому что Он держал его в своих руках.