– Прошу тебя, мадонна, – выдохнул он.

– Что? Что ты хочешь? – Я не отрывалась от его губ, не могла бы, даже если бы мне пришла в голову такая дурацкая мысль.

– Тебя. Бонни. Вас обоих… пожалуйста…

Вместо ответа я опять его поцеловала и, нащупав карабин на его запястьях, расстегнула его – и потянула лорда на себя, обхватила его ногами за поясницу.

Боже, как это было хорошо! Наконец-то почувствовать его губы на своей шее, тяжесть его тела, нетерпеливые мощные толчки… и поймать мучительно-счастливый стон, когда в него сзади вошел Бонни, и они задвигались оба, во мне, мои…

Последний фейерверк был особенно сладким, долгим и почти болезненным. Мне казалось, что я улетаю куда-то в невесомость, растворяюсь, рассыпаюсь, сама превращаюсь в искры…

Я очнулась от утомленного и удовлетворенного голоса Бонни:

– С днем рождения, Британия.

– О, боже… – такой же усталый не то смех, не то стон.

– С днем рождения, Кей, – я поцеловала его в закрытые веки и пихнула, чтобы скатился с меня, здоровый бугай.

Он и скатился, распластавшись по матрасу морской звездой. Чертовски довольной морской звездой.

– А, все же меня, а не синих китов… – тяжело вздохнув, он подгреб к себе нас обоих. С двух сторон. Ну конечно, зачем еще ему свободные руки? – Сумасшедшие. Особенно ты, Сицилия.

Я уже почти фыркнула про дискриминацию, но тут Бонни потерся губами о его скулу и тихо, так что я едва расслышала, шепнул:

– Я тоже люблю тебя, Британия.

Кей замер, улыбнулся светло и счастливо, и только потом выдохнул.

– Я… я люблю тебя.

Мне показалось, или у него глаза стали мокрые? Черт. Эти мужчины иногда такие идиоты!

– Девять лет вместе, – вздохнула я, – самое время, чтобы впервые сказать «люблю».

– Десять, – тихо и как-то беззащитно поправил меня Кей.

– Десять лет и одна неделя, – в тон ему уточнил Бонни и, помолчав несколько секунд, добавил: – Зачем говорить, все и так понятно.