— Обалдеть! — произносит, широко распахнув глаза. — Так это мне от Джугели прилетело? Ну и урод!
— Обалдеть! — произносит, широко распахнув глаза. — Так это мне от Джугели прилетело? Ну и урод!
— Что было дальше? — возвращаю её к нити разговора.
— Что было дальше? — возвращаю её к нити разговора.
— Дальше я лечилась и долго восстанавливалась. А потом… Наверное, где-то год спустя я услышала о том, что одна из моих подруг летит в Грузию. Как щёлкнуло что-то внутри. Я, недолго думая, села ей на хвост и вот уже там, в Тбилиси, благодаря связям отца, наконец отыскала беглянку Настю.
— Дальше я лечилась и долго восстанавливалась. А потом… Наверное, где-то год спустя я услышала о том, что одна из моих подруг летит в Грузию. Как щёлкнуло что-то внутри. Я, недолго думая, села ей на хвост и вот уже там, в Тбилиси, благодаря связям отца, наконец отыскала беглянку Настю.
— Ясно.
— Ясно.
— Да ни фига тебе не ясно! — запальчиво восклицает она. — Амиран сдал Настю на дурку. Как тебе такое?
— Да ни фига тебе не ясно! — запальчиво восклицает она. — Амиран сдал Настю на дурку. Как тебе такое?
— Чего?
— Чего?
— Я когда увидела её, ужаснулась. Выглядела Настя очень плохо. Возможно, виной тому сильные препараты, которыми её пичкают. Тощая, бледная, измученная, взгляд отстранённый.
— Я когда увидела её, ужаснулась. Выглядела Настя очень плохо. Возможно, виной тому сильные препараты, которыми её пичкают. Тощая, бледная, измученная, взгляд отстранённый.
— Что она сказала?
— Что она сказала?
— Ничего. Заплакала только, — меняется в лице и шмыгает носом.
— Ничего. Заплакала только, — меняется в лице и шмыгает носом.
— А врачи?
— А врачи?